— Да, уж… Гости…,- потер тот запястья, на которых все еще были видны следы от плетеного ремня.
— А кто? Ты же их позвал? А они — меня, выходит. Вот, все мы, так выходит, — твои гости, — откровенно смеялся хранитель. — Ты лучше скажи мне такую вещь. У тебя связь с вашими — как? Не дергайся, не дергайся! Это не допрос, а вопрос.
— Не понял вас…
— Все ты понял. Это учитель не все понял. А ты — понятливый. Я еще раз спрашиваю: у тебя связь есть? Та-ак… И вправду, что ли, не понял? Ну, придется долго разговор вести. Назвался ты учителю патрульным. Так?
— Так.
— Но я подумал тут хорошенько на досуге, и понял, что обманул ты нашего учителя. Не нужен патрулю тут постоянный пригляд за селом. Они и так поблизости — хоть каждый день тут заходи. Слушаешь меня?
Священник кивнул, продолжая что-то обдумывать стоя у плиты с топором в руке, как бы машинально прихваченным левой рукой.
— Второе: все священники уходят на север и приходят с севера. Но с базы ли? Скорее, из-за базы, из мест, что еще севернее, откуда ждем беды всегда, и с кем патруль то ли воюет, то ли просто сдерживает. С чего взял? А с того, что на базе вас учить негде и некому. Нет там такого специалиста. И церкви там нет, на базе — я знаю. И батюшки ранее приходили настоящие, заслуженные. Не с базы, явно. Не боевые батюшки. Вот ты, пожалуй, мог бы быть патрульным. По фигуре, по повадкам… Мог бы. Но зачем ты тут патрулю? Нет резона. Не вижу.
Священник поднял, было, руку, чтобы возразить, но Старый перебил:
— Постой, постой, дай досказать. И вот еще, когда вошел патруль в село, никто к тебе не пошел за информацией. И никто с тобой своей информацией не делился. Это ты стал искать новости. Но не у патруля. Жанжака, вон, чуть не с крыльца его дома сдернул… В общем, сложилось у меня так, что ты — не патрульный.
Пока Старый говорил, священник несколько раз пытался его перебить, но тот поднял руку и погрозил пальцем: мол, слушай и молчи.
— А теперь скажи, что хотел.
Но теперь, выслушав резоны хранителя, священник молчал, что-то обдумывая и держа привычно правую руку на тяжелом нагрудном кресте, но не бросая и топор в опущенной левой. Замолчал и Старый, осматриваясь в комнате. Взгляд его скользил по стенам, по закрытым внутренним ставням, из щелей между которыми пробивались солнечные лучи, в которых играли, золотились пылинки. Он поднял голову, посмотрел на иконы в углу. Потом взглянул на полки на противоположной стене, заваленные какими-то книгами и свертками.
