Она смеялась и радовалась, и сладкий, томный и пряный запах японской функии разливался от нее, словно струился от ее темно-русых кудрей.
Людмила и Саша пошли гулять за город. Звали Коковкину — не пошла.
— Где уж мне, старухе, гулять! — сказала она. — только вам ноги путать буду. Уж гуляйте одни.
— А мы шалить будем, — смеялась Людмила.
* * *
Теплый воздух, грустный, неподвижный, ласкал и напоминал о невозвратном. Солнце, как больное, тускло горело и багровело на бледном, усталом небе. Сухие листья на темной земле покорные лежали, мертвые.
Людмила и Саша спустились в овраг. Там было прохладно, свежо, почти сыро, — изнеженная осенняя усталость царила между его отененными склонами.
Людмила шла впереди. Она приподняла юбку. Открылись маленькие башмачки и чулки тельного цвета. Саша смотрел вниз, чтобы ему не запнуться за корни, и увидел чулки. Ему показалось, что башмаки надеты без чулок. Стыдливое и страстное чувство поднялось в нем. Он зарделся. Голова закружилась. «Упасть бы, словно невзначай, к ее ногам, — мечтал он, — стащить бы ее башмак, поцеловать бы нежную ногу».
Людмила словно почуяла на себе Сашин жаркий взор, его нетерпеливое желание. Она, смеючись, повернулась к Саше, спросила:
— На мои чулки смотришь?
— Нет, я так, — смущенно бормотал Саша.
— Ах, у меня такие чулки, — хохоча и не слушая его, говорила Людмила, — ужасно какие! Можно подумать, что я на босые ноги башмаки надела, совсем тельного цвета. Не правда ли, ужасно смешные чулки?
Она повернулась к Саше лицом и приподняла край платья.
— Смешные? — спросила она.
— Нет, красивые, — сказал Саша, красный от смущения.
Людмила с притворным удивлением приподняла брови и воскликнула:
— Скажите, пожалуйста, туда же красоту разбирать!
Людмила засмеялась и пошла дальше. Саша, сгорая от смущения, неловко брел за нею и поминутно спотыкался.
Перебрались через овраг. Сели на сломанный ветром березовый ствол. Людмила сказала:
— А песку-то сколько набилось в башмаки, — итти не могу.
Она сняла башмаки, вытряхнула посок, лукаво глянула на Сашу.
— Красивая ножка? — спросила она.
Саша покраснел пуще и уже не знал, что сказать. Людмила стащила чулки.
— Беленькие ножки? — спросила она опять, странно и лукаво улыбаясь. — На колени! целуй! — строго сказала она, и победительная жестокость легла на ее лицо.
Саша проворно опустился на колени и поцеловал Людмилины ноги.
— А без чулок приятнее, — сказала Людмила, спрятала чулки в карман и всунула ноги в башмаки.
