Сказание о годах Хогэн | страница 105



В бане поднялась суматоха. Мужчины и женщины в замешательстве разбежались. Тогда баню пригрозили поджечь, а Хатиро сжечь заживо. Он выскочил из бани, выдернул руками столб, бросился вперёд и побежал. Множество людей увязалось за ним. Он повернулся назад и кого убил, кого избил до смерти.

Вёл он себя жестоко, однако много дней до этого он провёл в тяжёлом состоянии, ещё долгое время у него не слушались руки и ноги, сам ослабел, падал на бегу, а погоня всё приближалась и приближалась, его стали со всех сторон хватать, навалились сверху и схватили. Некоторое время Хатиро ещё отбивался кулаками, но в конце концов силы его оставили, и, хотя сердцем он был отважен, случилось трагическое: его без особого труда взяли живым.

Пленника снова препроводили в столицу и доставили во дворец. Там его распросили об обстоятельствах мятежа, но он ничего не сказал, заявив: «А о чём я могу рассказать?». Те, кто расспрашивал пленника, решили представить его пред личные очи императора. Суэдзанэ, судья из провинции Суд, взял его и передал в Северный лагерь[572]:

— Передаю взятого живым Хатиро с острова Тиндзэй! Смотрите внимательно! — и не смог уклониться от экипажа из Девятивратной Ракуё[573].

Толпой собрались и высокие, и низкие. Зеваки были подобны тучам и мгле. Тамэтомо был одет в красный катабира[574] и белый суйкан[575]. Ростом он был больше семи, почти восемь сяку[576]. Худой, чёрный, с длинными сухожилиями и костями, с большими глазами и широким ртом. Его внешний вид никак не выглядел обыкновенным. Он проезжал через толпу, нимало не робея и бросая косые взгляды во все четыре стороны.

В него стрелял Масакиё и чуть поранил ему левую щеку. Рана ещё болела. Увидев это, зеваки, вся толпа, загалдели, закричали:

— Какое ужасное зрелище! Такие дела! Он под корень уничтожил множество людей! Он же вроде злого духа, вроде оборотня!

Сигэсада в награду за свои особые заслуги был назначен младшим командиром Правого отряда охраны дворца.

После этого придворные вельможи собрались на общий совет и стали решать, как быть — следует ли этому Тамэтомо отрубить голову или же нужно отправить его в заточение. Господин канцлер изволил произнести:

— То, что в нынешнем сражении многие наши воины лишились жизней и страдали от полученных ран, — дело рук одного только этого Тамэтомо. Называя его одним из членов злодейской банды, виновной в восьми грехах, нам, в частности, трудно уклониться от оценки его грехов. Хоть мы и говорим, что он способен совершить самый тяжкий грех, в данном случае дело в другом — сверх того, что случилось до сего времени, нужно сказать и о его редкостной судьбе. Заслуживает ли он и теперь смертной казни? Особенно ловко владеет этот Тамэтомо луком и стрелами. Равных ему ни в глубокой древности не было, ни в эпоху конца Закона быть не может. Однако то, что он вдруг впал в грех, непременно вызовет много хулы в будущем. Если он покончит со старыми грехами, если станет твёрдо придерживаться своих честолюбивых мечтаний, он может стать драгоценным камнем императорского дома.