— Мне нужен ты.
— Я уже потерял надежду услышать от тебя такие слова, — нежно произнес Каттер. — Они согревают мое сердце.
— Как ты можешь в такой момент шутить?
— Я не шучу.
— Когда ты вернешься?
— Трудно сказать, — сказал он так же нежно.
Он отворил дверь, и Чейенн моментально почувствовала, что между ними возникло пространство.
— Я тут без тебя сойду с ума, сидя сложа руки.
— Ничего не поделаешь. Ты должна быть у телефона.
Она кивнула, и он поспешил удалиться до нового приступа слез.
И вот она сидит в своей розовой спальне, всегда принадлежащей безраздельно ей одной.
Лишенная лучшей мебели, без Каттера, комната кажется Чейенн той же тюрьмой, какой была для нее на протяжении семи лет замужества.
Она легла на кровать и стала ждать. Как же ей хочется, чтобы поскорее возвратился Каттер! Он так встревожился, был так нежен с ней! С какой готовностью пришел на помощь! И ни слова упрека, хотя она сама ругала себя нещадно.
— Нет, нет, — повторял он, обнимая ее, — моя вина куда больше твоей. Я был глух и слеп к вашей с Мартином жизни. Только после твоего визита ко мне я заинтересовался его операциями. И выяснил, что он имеет дело с весьма непредсказуемыми личностями. Его смерть лишь подтвердила это. Я знаю их, знаю, как они опасны.
Если он знает их, почему так трудно разыскать Джереми? Почему его люди рыскают по всему городу и даже по всему штату в поисках мальчика? Зачем он призывал на помощь ответственных сотрудников своей фирмы изо всех стран мира, а пилоту своего личного самолета приказал взять на борт оружие? И почему, в конце концов, Каттер отказался отвечать на все ее вопросы, настаивая на том, что, чем меньше ей будет известно, тем лучше?
Так она лежала в темноте, перебирая в памяти дорогие ее сердцу воспоминания и жуткие ночные кошмары.
Ей вспомнился день, когда родился Джереми. Она чуть не умерла, боль была невыносимая, она кричала и в муках призывала Каттера, а когда он через несколько дней приехал, допустила, чтобы Мартин выгнал его. Хотя больше всего на свете хотела остаться с Каттером.
Она вспомнила также, как у Джереми прорезался первый зуб, как он сказал первое слово, как впервые влез на дерево и как, упав однажды с дерева, сломал руку. В три года сын уже читал книжки и умел рисовать персонажей из любимых мультфильмов. Он всегда старался во всем быть первым и поступил сразу в третий класс школы. Мартину достижения мальчика были неприятны — они напоминали ему о старшем брате. По этой же причине ему претила любознательность Джереми, его стремление все понять, во все вникнуть.
