лучше, чем я думала.
Дальше произошла неловкая, чтобы не сказать, ужасная сцена, отчасти сглаженная необходимостью срочно убрать с ковра осколки стекла совместными усилиями. Дело в том, что он швырнул кофейную чашку об стену, но попал в бар. Ни ему, ни ей не захотелось вызывать уборщицу для наведения порядка. Поэтому, ни слова не говоря, оба дюйм за дюймом на коленях прочесывали ковер, собирая мелкие фрагменты и бросая их в пустое ведерко из-подо льда. Довольно долго в лофте слышались лишь отдельные звуки — их ровное дыхание, учащенное дыхание Типпэкса да звяканье стекла о металл.
Крупные осколки довольно быстро удалось собрать, а вот мелкие в каком-то несметном количестве застряли в берберском ворсе. Тео и Томоко следовало проявлять бдительность, чтобы не пораниться. Они и проявляли. Их обоюдная бдительность была чем-то вроде интимной близости, тем, что их объединило. Он первым нарушил молчание:
— Я прошу прощения.
— Пустяки. Я видала кое-что похлеще. Уверяю вас, что бы вы ни выкинули, это будут лишь цветочки.
— Вы говорите об авторах?
— Да. И о моем муже. О святом Билле Стайнберге, этом божьем даре пластическим искусствам. Критики любили повторять, что он не столько высекал скульптуры, сколько атаковал их. Замечание весьма справедливое, но атаковал он не только глиняные изваяния.
— Спасибо. Мне сразу стало легче.
Она одарила его снисходительной улыбкой.
— Давайте лучше сосредоточимся на том, чем вас занять в ближайшие часов десять. Потом вы ляжете спать. А утром проснетесь новым человеком.
Вручную дальше собирать мельчайшие частицы не имело смысла.
— Здесь есть пылесос? — спросил Тео.
— Вряд ли.
— В таком огромном доме нет пылесоса?
— У нас есть чем убирать. Точнее, кому.
Каждый день в половине одиннадцатого приходит уборщица со своим пылесосом.
Томоко подняла ковер за четыре конца. Теперь он напоминал козлиную тушу. Она открыла окно и начала вытрясать ковер.
— Разве это не опасно для прохожих? — спросил Тео.
— Мы на третьем этаже, — последовал беззаботный ответ. — Ветер все разнесет.
На публичное чтение в книжный магазин набилось столько народу, сколько позволяли правила пожарной безопасности Нью-Йорка, и даже чуть больше. Такого сбора организаторы не помнили со времен Джоан Роулинг. Тео отсиживался в офисе, уставившись в бокал с вином, который он держал на коленях. Вместе с ним в комнате было еще четыре или пять человек; сказать точнее он бы не смог, так как все внимание сосредоточил на собственных коленях, и имена тех, кому он только что пожал руки, уже успели вылететь у него из головы.
