— Кофе и все, что нужно, — бросила Томоко через плечо и показала Тео на лифт. — Прошу.
— Не знаю, как я это выдержу, — простонал Тео, устраиваясь поглубже на кушетке, в которой частенько утопал зад блистательного Билла Стайнберга и которая, несмотря на прожоги от сигарет и следы эпоксидки, осталась нетронутой.
— Что именно?
— Сегодняшний вечер.
— Выдержите, — сказала Томоко. Она опустилась на четвереньки на роскошный берберский ковер и свернутым в трубочку журналом начала поддразнивать своего шпица. — Завтра все забудете. А перед Бостоном у вас будет два дня передышки.
— Я долго убеждал себя, что в этом есть своя прелесть, — раздумчиво сказал он. — Пока на меня не наставили пистолет.
— Эти поэты! — она фыркнула. — Нет, я вам сочувствую, правда. Представляю, что вы пережили.
— На мои чтения приходит все больше и больше психов.
Миссис Стайнберг опустилась на локти перед собакой и делала ей глазки.
— Что вы хотите, эта книга кого угодно сведет с ума, — бросила она в паузе между нечленораздельными звуками, выражавшими материнскую нежность. — Вы же это понимали, когда над ней работали.
Со своего места Тео не мог видеть выражение ее лица, только ластовицу на ее колготках. Он в тоске обшарил взглядом комнату, борясь с подступающей паранойей. Здесь ему вроде бы ничто не угрожало: он среди доброжелателей, интеллектуалов, готовых прийти на помощь, в уютном лофте, где еще недавно создавались шедевры искусства. Он пьет отлично сваренный кофе и ест вкусное пирожное. Его окружают интересные экспрессионистские картины талантливой молодежи, резные африканские статуэтки и японские орнаменты. Шпиц симпатичный и хорошо воспитанный. Все хорошо, хорошо, хорошо.
— Страницы, из-за которых люди лезут на стенку, написаны Малхом, — произнес он наконец. — Я за них не отвечаю.
Она повернула к нему лицо, позволив собаке завладеть трофеем.
— Не скромничайте, — сказала она. — Малх — это блеск. Блистательная придумка.
Повисла пауза. Шпиц по кличке Типпэкс[7] положил свою мягкую головку на свернутый журнал и закрыл глаза.
— Малх не придуман, — сказал Тео. — Это реальное лицо.
— Таким он и воспринимается, — в голосе Томоко Стайнберг звучало искреннее восхищение.
— Вы не поняли, — попробовал ей объяснить Тео. — Я не шучу. Я действительно обнаружил эти свитки. И действительно перевел их с арамейского на английский. Малх, Иисус, распятие… это все правда.
Она смотрела на него в изумлении, с полуоткрытым ртом.
— Bay. — Только сейчас до нее, кажется, дошло, в какой тайный клад вложилась ее компания. — Тогда это
