Она тут же открыла какой-то ящичек в старом буфете и, извлекши оттуда ровно триста пятьдесят долларов (как будто у нее в определенном ящичке хранилась строго определенная сумма) и торжественно вручила мне. Я была готова вскочить, обнять и расцеловать мою милую хозяйку (как сделала бы на моем месте любая нормальная женщина), но во мне снова взвыла затравленная степная волчица, ненавидящая эти человечьи, более того, бабские нежности, и единственное, что я смогла — это с преувеличенным восторгом, неприятным, неестественным смехом поблагодарить. Даже пирожок с капустой, до сего момента такой желанный, не лез в горло, я давилась им, как волчица, которой, вместо куска мяса, приходилось пропихивать в глотку дурацкий пирог. Решив, что семь бед один ответ, но, продолжая запинаться, как девчонка перед директором школы, удивляясь самой себе, я выпалила:
— И еще я хотела испросить у вас разрешения… Если меня однажды вдруг навестит друг, вы не будете против?
Тетушка подошла, нежно обняла меня своими толстыми, теплыми руками.
— Пожалуйста, милая! Пожалуйста! Такого деликатного и застенчивого человека, как вы, я давно не встречала. Прошу вас, чувствуйте себя, как дома. Конечно, я была бы очень даже рада, если бы вас навестил друг.
После этого тетушка тонко перевела разговор на другую тему. Вот уж кто был действительно человечен и деликатен, — а не Степная Волчица! Впрочем, теперь Степная Волчица, забитая, обессиленная, забилась куда-то в угол. Я могла почти расслабиться и понежиться, впитывая тепло чужого очага.
Мы поговорили о том о сем. Головная боль была забыта. Хозяйка расспрашивала меня о детях, муже, родителях. Я из вежливости справилась о ее здоровье, вообще об интересах, житье-бытье. Выяснилось, что, страдающая от разнообразных хворей, тетушка была весьма набожной женщиной, по воскресеньям посещала храм в соседнем селе. То есть на данном этапе жизни, кажется, доверяла Богу и молитвам не меньше, чем докторам и лекарствам. Затем я расспросила ее о цветах и огороде, поинтересовалась умницей-племянницей, которая показалась мне такой красавицей и такой уверенной в себе девушкой.
— Кстати, — сказала я, — у меня есть на примете один удивительный молодой человек. Может быть, их познакомить, представить друг другу?
— Да у нее этих удивительных молодых людей пруд пруди, просто отбою нет, — улыбнулась тетушка. — Ей бы какого-нибудь самого обыкновенного — просто в хорошие мужья.
Вот, подумала, нормальный, здоровый взгляд на вещи. Но как же тесен и чужд этот взгляд для того, кто хоть раз заглянул за грань обыденности! Не говоря уж о тех, кто уже родился с этой несчастной способностью — видеть несуществующее и ощущать неощутимое. Как мне хотелось рассказать ей про моего незнакомца, поделиться радостью, что есть еще в мире тонко чувствующие, и в то же время сильные люди, не только изумительно твердо стоящие на ногах, но еще и с непостижимым для меня искусством способные поддержать других. А главное, позволяющие другим прикоснуться к собственной, еще не ясной мечте… Нет, вряд ли моя милая, добрая хозяйка в состоянии понять подобные поэтические хитросплетения. Как бы то ни было, неожиданно для себя самой, я прокалякала с ней о всяких пустяках аж до позднего вечера. И как же я была рада, что мне одним махом удалось убить несколько часов!
