Я, конечно, не строила иллюзий, что какая-то там брошюрка сделала меня другим человеком. Еще смолоду мне крепко запомнилась любимая отцовская поговорка, работавшего в органах, которую он вычитал не где-нибудь, а в трудах Владимира Ильича Ленина: «Не думайте, что русский народ черпает руководствующие начала в брошюрках!..» Но я не раз перечитывала «Онтологию Степной Волчицы» — и всякий раз с таким чувством, словно беседую с внимательным, добрым другом; он не станет бередить мне душу из самолюбия, с ним можно расплеваться, а после сразу же помириться, поспорить, его, в конце концов, можно послать к чертовой бабушке, и он не обидится. Однако при всей безусловной проницательности и добрых чувствах этого друга, при всем его желании помочь бедной женщине, встать на мое место, он все-таки не смог сделаться мной самой, а значит, сокровенная сущность моей души была недоступна, неподвластна его влиянию и пониманию.
С другой стороны, я ни на минуту не забывала удивительного плакатика на чугунной калитке, который теперь казался мне сном или видением. Я словно приблизилась к другой, невидимой реальности. Мистика какая-то. Хотя, положа руку на сердце, я всегда недолюбливала и опасалась этих разговоров и увлечений «другими реальностями». Я и теперь поеживалась, вспоминая заманчивое приглашение посетить некую «волшебную сказку», которое, тем не менее, было снабжено предостерегающими оговорками типа «вход ограничен» и «только для брошенных жен». Как будто меня нарочито предупреждали, что, сунув нос в это дело, я раз и навсегда признаю себя «брошенной женой»… Помнится, с похожим чувством я смотрела на объявления, приглашающие народ на жалкие и дурацкие вечера знакомств «Кому за 30, 40, 50…» Тогда я, впрочем, облегченно думала: «Мне-то, слава Богу, это ни к чему! У меня-то есть и муж и семья!..»… Словом, разве я и так не брошенная жена? К тому же, таких как я, мильоны.
День за днем я бродила по нашему дачному городку в надежде снова увидеть тот чудесный плакатик, но — безрезультатно. Нигде не было видно и моей лотошницы с тележкой — ни около станции, ни на рынке. Однажды в районе полудня я машинально задержалась у подъезда одной из развалюх-пятиэтижек. Здесь толпились, перешептывались простоватые, но празднично одетые люди с цветами, лентами на плечах, просто местные зеваки. Первой моей мыслью было, что это похороны. Но перед палисадником стоял не катафалк, а старенькая «волга», украшенная серпантином и традиционным «пупсиком». До меня наконец дошло, что это свадьба, и все ждут, когда появятся «молодые». Каково же было мое удивление, когда показались «молодые», и я увидела, что они вовсе не молодые, а парочка моих лет, то есть тем, «кому далеко за…» Вообще говоря, в их возрасте побывать в браке вполне можно было не раз и не два. Странно они выглядели. Но мне сделалось очень радостно за них. Бог знает, почему пришла в голову мысль: «А что если бы и я вдруг тоже взяла бы да и вышла замуж?» Я даже прыснула от смеха. Интересно, как бы к этому отнесся мой нынешний муж? Может быть, вздохнул с облегчением? Мне почему-то казалось, что, соберись я замуж, я бы непременно была обязана спросить у него если не разрешения, то благословения. А он, пожалуй, еще стал бы привередничать, крутить носом: этот, мол, ему не по вкусу, поищи кого-нибудь получше.
