Наш худграф отличался свободомыслием. Некоторые студенты бродили по Смоленску в немыслимых для тех лет брезентовых джинсах, сшитых из военных плащ-палаток и разрисованных контурами континентов земного шара с политическими призывами по частям света. Соломенные шляпы, ожерелья из ракушек и бороды довершали вызывающий вид. Мы ездили на этюды, увлекались импрессионистами и, подражая им, величали себя барбизонцами. Тогда я впервые услышала о Солженицыне, и, видимо, витавший дух свободы и навлек беду на некоторых вольнодумцев. За нами началась слежка, искали компромат, несколько человек отчислили за какие-то мелкие оплошности. Рассказывали, что им предлагали выбор: слежка за однокурсниками или отчисление. Но «стукачи» появились потом сами собой, на каждом курсе это было чуть ли не официальной должностью. Они и сами этого не скрывали.
Джохар сразу понравился нашим студентам, особенно он подружился с преподавателем живописи Фаридом Фаттаховичем. Когда он приезжал ко мне в Смоленск, они подолгу беседовали на самые разные темы. Джохара можно было назвать блестящим молодым человеком в буквальном смысле этого слова. Волосы у него были цвета воронова крыла и блестели на солнце, и что бы он ни делал, все получалось блестяще, легко и с каким-то неуловимым изяществом. Когда, играя в волейбол, он отбивал мяч не только руками, но и головой, мы смотрели на это, как на цирковое представление, а он придумывал все новые и новые трюки, мяч оживал в его руках. Апогеем игры однажды был момент, когда Джохар вдруг быстро упал на обе руки и отбил мяч, почти уже упавший на центр площадки… спиной, очевидно, в знак полного пренебрежения к игрокам нашего «класса», а затем, глубоко о чем-то задумавшись, опустил голову и ушел…
Он часто шутил, но все его шутки казались мне волнами, играющими на блестящей поверхности моря, под которой скрывается постоянная неизбывная печаль.
В большой семье Джохар был тринадцатым, самым младшим и самым любимым ребенком. От первой старшей жены Даны у его отца Мусы было четверо сыновей — Бексолт, Бекмурза, Мурзабек и Рустам и две дочери — Альбика и Нурбика. От второй, Рабиат (или, как ее коротко называли, Лаби) — семеро: Махарби, Басхан, Халмурз, Джохар и три сестры — Базу, Басира и Хазу. Маленькими, дети от второй жены Лаби часто бегали к Дане, которая встречала их с неизменной лаской и нежностью, и сохранили любовь и уважение к ней до самой ее смерти.
Басхан, старший брат Джохара, рассказывал, что когда бы они к ней ни приходили, даже очень больная, она вставала с постели и, опираясь на колени, готовила им еду. Когда у нас родилась дочь, Джохар, в память о ней, предложил назвать ее Даной. Видимо, эта женщина отличалась истинным благородством. К сожалению, она рано ушла из жизни и увидеть ее мне не довелось.
