– Говорят, – пояснил хозяин коллекции, – что сам Дзержинский никогда из него не стрелял. Грязную работу за него делали другие. А вот этот ствол, – он указал на витрину, в которой возлежал на бархатной подушке пистолет, – поработал. Из него был застрелен Берия. Генерал, приводивший приговор в исполнение, отправил оружие под пресс, но один из офицеров его подменил.
– А вас не надули, это действительно тот пистолет? – спросил Юрий.
– В протоколе о казни сохранился его номер, так что все совпадает. Кстати, у меня десятка два наградных стволов, принадлежавших расстрелянным чекистам Ягоде, Ежову и Берии. И поскольку задание, которое вам, Юрий, предстоит выполнить, связано с потомком одного из них, хочу сделать маленький подарок. Правда, в руки вы его получите, когда мы окончательно договоримся.
Логвиненко отошел в угол зала и открыл большой сейф, замаскированный портретом Фридриха Великого в полный рост. Спустя минуту он вручил Филатову грозный на вид «вальтер».
– Это оружие тоже принадлежит истории, но для меня ценности не представляет, – сказал он. – Пистолет – подарок высокопоставленного эсэсовца Рудольфа Шимана одному из заместителей Берии. Было это в 1939 году, когда Сталин и Гитлер пили друг за друга на банкетах. Эсэсовец германский погиб в сорок пятом. А внука «нашего эсэсовца» предстоит убрать тебе, – Вилор Федорович неожиданно перешел на «ты», как бы показывая, что с этого момента их связывает незримая, но прочная нить. Казалось, в том, что Филатов будет ему предан, он не сомневался. – Внука этого зовут Фома. Или Константин Валентинович Фомин, если угодно.
Вилор Логвиненко мог обаять любого человека. Тонкая, а порой грубоватая лесть – кому какая больше подходит; показная, но иногда и искренняя заинтересованность в человеке; отсутствие жадности – Кайзер иногда мог осчастливить царским подарком даже человека, просто ему симпатичного. Но главное, то, в чем Логвиненко не признавался никому – ни отцу, ни матери, а в общем, даже и себе самому, – это его усилившаяся с годами способность буквально видеть душу человека насквозь. Это проявилось у него с ранней юности – уже тогда он, сосредоточившись, мог вызвать в своем мозгу какое-то свечение – ауру – и по ее цвету определить, как к нему настроен человек. И в соответствии с этим выбирать манеру поведения. Аура Филатова была того цвета, который характеризовал общее состояние тревоги, но вражды к себе он не ощутил. Нет, генерал Логвиненко не считал себя экстрасенсом и, чтобы не привлекать к себе внимания, никогда ими не интересовался. А ведь развей он в себе эти способности, мог бы стать одним из адептов тайных школ. И очень сильным адептом... Но власти, как он считал, ему хватало и так. Пока, во всяком случае. А если успех будет сопутствовать ему и далее...
