– Прибрал, значит, черт... Ну, да что теперь – иди баб кличь, а я в район позвоню, надо, чтоб доктора прислали, свидетельство написать... Ишь, с зимы третью хороню..
Старик ушел в избу, где, единственный на всю деревню, стоял телефон, «пожалованный» ему за фронтовые заслуги. Филатов обошел остальные «очаги жизни», отыскал трех старух, принявших известие о смерти бабки Ядвиги как должное.
Они вошли в хату почти одновременно – Юрий, дед и все три бабки. Те перекрестились на икону и, не говоря ни слова, перенесли покойницу, лежавшую под иконами ничком, прижав руки к груди, на кровать.
– Идем, поможешь домовину с чердака снять... – позвал старик.
Гроб, стоявший недалеко от дверцы, был прост, сколочен из сосновых досок, скорее всего несколько лет назад – дерево успело потемнеть. Внутри он был ничем не обит – это предстояло сделать сейчас. На крышке выступал приколоченный гвоздями крест. Больше на чердаке почти ничего не было, кроме старого сундука, запертого на висячий замок.
Они обвязали гроб веревками, подтащили к дверце чердака и спустили на землю. Поставив его на два чурбака, дед принес из хаты белую ткань, гвозди и молоток.
– Не жаловал я Ядвигу, не наш она человек, ну да свое она получила. А ты из каких будешь – тоже Ольшевский? – вдруг спросил он.
– Да, – автоматически ответил Филатов и добавил:
– Юрием меня зовут.
– А-а, – без выражения произнес дед, продолжая обивать гроб. До самого приезда «скорой» с врачом он не произнес ни слова. А Юра даже не подумал о том, что приезжие могут его узнать, хотя и бояться было нечего: привычный к подобной процедуре доктор, едва взглянув на уже обряженную старухами, но еще не положенную в гроб покойницу, сразу присел за стол и занялся составлением справки о смерти.
– Пусть родственники в загсе свидетельство получат, – буркнул он и поспешил к дверям, за которыми сразу же послышался шум отъезжающей машины. Дед с Филатовым подняли почти невесомое тело Ядвиги и положили в установленный под образами гроб, подложив под голову белую подушку. Бабки разошлись до вечера по домам, сказав, что на закате придут читать над покойницей.
– Идем, могилу рыть надо, – проговорил дед.
– Подождите, Степан... Как по батюшке?..
– Антонович... Откуда знаешь, как меня звать-то?
– Ядвига Юрьевна говорила... – Юра вытащил так и не начатую вчера бутылку коньяка, убранную бабкой в буфет, откупорил под молчание Степана, налил полные стаканы.
Молча они выпили, Филатов в два приема, дед – в один. Взяв лопаты, отправились на погост, поросший соснами. Дед сам выбрал место, разметил могилу, и они, сняв пиджаки, стали копать, все глубже зарываясь в желтый песок. К вечерней заре могила была готова.
