– Ну, сейчас теплее, – прошептал я. – А насчёт денег и одежды… Помнишь, я тебе говорил, что до войны часто ездил со своим другом к его родителям. Они живут в Дартмите. Я написал ему пару месяцев назад. Подумал, что он может приехать ко мне. Но его убили в Африке. Мне ответил его отец. Прислал такое тёплое, дружеское письмо. Я думаю, что получу там и деньги, и одежду. Некоторое время мы молча чистили картошку.
– Послушай, Джим, – Берт пристально посмотрел на меня. – Мы с тобой друзья, так? Ты и я, мы вместе с самого начала. Мы не сделали ничего плохого. Мы не преступники и не дезертиры. Давай и дальше держаться вместе. Если ты хочешь бежать, я пойду с тобой.
Его карие глаза озабоченно разглядывали меня. Он уже Ни о чём не просил. Он, как и я, принял решение.
– Я иду с тобой, – упрямо повторил он. – Мы вместе с самого начала. И не должны расставаться.
Дурень! – не сдавался я. – Подумай, скорее всего нам не удастся добраться до Ньюкасла. Не так-то легко пройти даже болота. Если нас схватят, тебе прибавят срок.
– Как и тебе, – отвечал он. – Но ты готов рискнуть, не так ли?
– Я – другое дело, – возразил я. – Даже при примерном поведении мне сидеть чуть ли не три года. Это очень много. Кроме того, если я не добуду доказательств, позволяющих пересмотреть решение трибунала, какое меня ждёт будущее?
– А я? У меня что, нет чести? Думаешь, я хочу, чтобы люди говорили: «О, Берт Кук, который три года сидел в Дартмуре за мятеж»? Я хочу, чтобы меня уважали. Вот так-то. Если ты бежишь, то бери меня с собой. Если нас поймают, значит не судьба, за всё ответим вместе. Я знаю, где сейчас Рэнкин, и хочу быть рядом, когда ты будешь говорить с ним. Он не их тех, кто держит язык за зубами. Если ему есть что сказать, он скажет всё, что знает. Я начал возражать, но Берт схватил меня за плечо. Его голос дрожал.
– Послушай, Джим, один я пропаду. Пока ты со мной, всё нормально. Я набираюсь сил, глядя на тебя. Не оставляй меня, Джим. Ради Бога, не оставляй. Я этого не вынесу, честное слово, не вынесу. Ты уже раз спас мне жизнь. Я пойду с тобой, ладно? Что я мог ответить? Конечно, он поступал глупо, недальновидно, но я протянул ему руку.
– Если ты этого хочешь, Берт, я буду только рад. Всё будет в порядке. Мы доберёмся до Рэнкина.
– Во всяком случае, попытаемся, приятель. – Берт крепко пожал мне руку и широко улыбнулся.
На том и порешили. Утром Скотти передал мне ключ, сделанный по моему слепку.
– Гарантии не даю, – прошептал он, – но желаю удачи. Это было в четверг. Вечером нам простучали, что завтра в восемь вечера в Борстале начнётся бунт. Темнело у нас раньше. Мы решили бежать в девятнадцать сорок пять. Единственная трудность заключалась в том, как оказаться в это время вне камер. Вот тут нам помог Скотти. Он столько думал о побеге, что играючи разделался с таким пустяком. Он отстучал мне, что его с приятелем включили в команду по переноске угля после завтрашнего ужина. Эта работа обычно занимала от полутора до двух часов. Его идея заключалась в том, что на перекличке мы должны выйти вперёд, когда охранник назовёт их фамилии. Если мы не будем лезть ему на глаза, он., не заметит подмены. Он же и его приятель вернутся в камеры, скажут, что не смогли таскать уголь, поскольку-де плохо себя чувствуют, а нас, мол, поставили вместо них. Тем самым наше отсутствие в камерах ни у кого не вызовет подозрений. А дальше всё зависело от нас самих.
