И так несколько страниц, написанных не совсем грамотно, но от всей души.
Берт умолк. Я смотрел на кольцо. Красные и белые камни перемигивались, словно смеялись надо мной. Во мне закипела ярость. Я понял, что должен избавиться от ненавистного кольца. Я уже собрался выкинуть его в окно, меж прутьев решётки, но в последний миг на ум пришло другое решение.
– У меня к тебе просьба, Берт.
– Какая?
– Я хочу, чтобы ты послал это кольцо своей жене. Скажи ей… Нет, лучше ничего не говори. Напиши, что ты его нашёл. Или что-то в этом роде. Но отошли его жене. Вот… лови! Камни сверкнули в воздухе. Берт поймал кольцо.
– А зачем это тебе? – подозрительно спросил он.
– Мне оно не нужно, Берт, пусть его носит твоя жена.
– Но, послушай, приятель, я не могу. Это неправильно. Да и на что ей кольцо? У неё никогда не было колец.
– Поэтому я и хочу, чтобы ты послал его.
– Нет, оставь его у себя, – Берт покачал головой. – Мне оно ни к чему. Я никогда ничего ни у кого не брал.
– Неужели ты не понимаешь? – сердито воскликнул я. – Зачем оно мне? Я не хочу его видеть. Но не могу выбросить в окно. – Вспышка угасла. – Пусть его носит твоя жена, – уже спокойнее продолжал я. – Прошу тебя, пошли ей кольцо. Пусть она его продаст. А вырученные деньги потратит на дорогу, чтобы приехать сюда и повидаться с тобой. Я бы хотел познакомиться с твоей женой, Берт. Мне кажется, она чудная женщина.
Берт рассмеялся.
– Чтоб меня! Я это ей скажу. Она помрёт со смеху. – Он взглянул на кольцо. – Ладно, об этом мы ещё поговорим, – и он убрал кольцо в маленький бумажник, где хранил фотографии жены и детей. Днём приехали мои родители. Мы чувствовали себя очень неловко. Я был их единственным сыном. Отец долгие годы работал в министерстве иностранных дел, прежде чем вернулся в Фалмут и возглавил семейную фирму после смерти моего деда. Обвинение в убийстве вызвало бы у них меньшее удивление, чем в бунте. Они ни в чём не упрекнули меня, но я видел, как они огорчены крушением возлагавшихся на меня надежд.
Медленно текли дни, похожие друг на Друга, как близнецы. Я написал Дженни, предупредив, что её могут вызвать на процесс в качестве свидетеля, но ответа не получил. По утрам мы убирали каморку, затем полчаса гуляли по двору, а в остальном были предоставлены сами себе. Через пару дней врача, подозреваемого в убийстве, перевели в одиночную камеру, и мы с Бертом остались вдвоём.
На сбор улик ушла неделя. Нашим делом занимался лейтенант Соумс. Он зачитал нам показания Рэнкина и капитана Хэлси. Факты они изложили правильно. В своих показаниях я объяснил мотивы моего поведения на борту «Трикалы», сделав особый упор на расшатанные доски шлюпки номер два, отказ Рэнкина немедленно доложить капитану о повреждении шлюпки и необычную реакцию Хэлси, когда он понял, что мы хотим спустить плот на воду. К тому времени Рэнкин уже объяснил ему, почему мы отказались сесть в шлюпку. Лейтенант подробно записал мои слова, и я, прочитав протокол, расписался под ним. Допрос занял всё утро и часть дня. В камеру мы вернулись в начале четвёртого.
