Но только когда Горячев пожал руки Громыко, Шеварднадзе, Рыжкову, Слюнькову и прочим членам правительства, Лариса коротко стукнула пальцами в перегородку, отделяющую салон ее лимузина от кабины шофера. Шофер тут же выскочил из кабины, открыл Ларисе дверцу, и она вышла навстречу мужу и всему развернувшемуся к ней правительству. Так в театре после премьеры режиссер спектакля выходит на сцену последним – после актеров и даже после автора пьесы…
Она шла к Горячеву – прямая, в сером деловом костюме, с аккуратной короткой стрижкой и с чистым спокойным лицом без всякого следа недавней истерики. Прямо как Нэнси Рейган к своему мужу…
И Горячев, пройдя сквозь строй членов правительства, вышел из их компании навстречу ей – с лучистой улыбкой. На фоне старого Громыко с его лицом, сделанным из мятого папье-маше, на фоне седого Шеварднадзе и серо-усталого лица Председателя Совета Министров Николая Рыжкова Горячев выглядел молодым, динамичным, современным. И я вдруг подумала, что, всюду рекламируя выдвижение молодых кадров и сменив почти всех членов Политбюро, Горячев не допустил в правительство никого, кто был бы моложе его… Но эта мысль пришла и тут же отлетела, потому что как раз в тот миг, когда Горячев развел руки, чтобы обнять Ларису, на летное поле с визгом тормозов выскочил еще один черный «ЗиЛ». Пролетев юзом на визжащих покрышках метров пять, «ЗиЛ» замер, из него тут же выскочил генерал Власов, и я увидела, как на лице Ларисы появилась короткая самодовольная улыбка…
16.40
Вы когда-нибудь видели осеннюю Москву на закате? Да еще с Ленинских гор?
Странный гигантский оранжево-красный диск солнца садится у вас за спиной за шпиль МГУ – словно незнакомая оранжевая планета из романов Брэдбери. И вы уже невольно смотрите на Москву другими глазами – не буднично и привычно, а как бы глазами новоприбывшего марсианина. И вы видите золотую осеннюю пену парка имени Горького и желто-красную бахрому набережных вдоль сиренево-закатной Москвы-реки, и маленький усатый речной трамвай, и чашу стадиона, забитую народом по случаю футбольного матча, и голубые поезда метро, выкатывающие из-под земли на гигантские метромосты, и прямые стрелы новых проспектов, и мягкие изгибы старых желто-багряных бульваров, и многоцветную чешую шифера на крышах домов – сотни тысяч крыш до самого горизонта… Отсюда, с высоты, вам не видны будничные проблемы этих маленьких фигурок, населяющих город: очереди за съестным, носильным и читабельным, озлобленность, преступность, наркомания, самогоноварение, разбитые мостовые и осыпающаяся с фасадов домов штукатурка… Нет, вы не видите этих мелочей ни из окон правительственных дач на Ленинских горах, ни с гаревых, посыпанных желтым песочком дорожек в парке, который окружает эти дачи и спускается к Москве-реке. Вы видите только мирную желто-зелено-багряную панораму древнего города с золотыми куполами старинных церквей и монастырских соборов, с рубиновыми звездами Кремля и шпилями высотных зданий, с россыпью современных микрорайонов и зеркальными стенами модерновых архитектурных гигантов – в этих зеркальных стенах, куполах и шпилях дрожит и сияет оплавленное золото солнечного заката…
