Кэрил раньше уже слышала об этом. Восстановить или починить дезориентированные копии не представлялось возможным. Хацис считала это своеобразной смертью представителей искусственного разума, для чего хорошо подходил термин «старение». Кэрил не знала, обратим ли такой процесс. Продолжительное существование копии Эландера предполагало, что случайные изменения в организме пошли ему только на пользу, однако проводимые Кэрил эксперименты с различными собственными энграммами не привели к каким-либо достоверным результатам.
Итак, теперь ей требовалось лишь время. После уничтожения Адрастеи во вселенной прошло всего тринадцать дней, но для быстродействующего мозга Хацис такой отрезок был сравним с несколькими месяцами. Многочисленные копии Кэрил функционировали хоть недостаточно эффективно, но старательно, участвуя в реализации различных долговременных проектов, направленных на обеспечение выживания остатков человечества. Ей требовалось лишь продержаться несколько предстоящих недель, по возможности избежав нападения со стороны Морских Звезд — и все разрешится само собой. Хацис была уверена, что разгадает проблему старения энграмм: затем, используя высокие технологии «прядильщиков», Кэрил надеялась объединить все разрозненные компоненты своей личности и продолжить работу над созданием собственного будущего окончательного образа. Каким бы он ни был…
Эландер скользил взглядом по запыленному котловану высохшего моря. Это позволяло Кэрил наблюдать за ландшафтом одновременно с копией-энграммой Питера. От вида торчащих ребер давно погибших морских животных Хацис невольно приходили на ум яркие картины той жизни, что когда-то царила здесь.
Пространство жилого комплекса было достаточно обширным для обеспечения нормальной жизнедеятельности нескольких дюжин людей, а также для размещения двух стартовых площадок космических челноков и строительства компонентов будущей орбитальной станции.
«Прядильщики» не вступали в контакт на Сотисе: чужаки появились здесь почти через тридцать лет после смерти последнего колониста — Фэйт Джонг. Хацис помнила ее — стройную, изящную компьютерную программистку, увлекающуюся бонсаем и популярной музыкой конца двадцатого столетия. Трудно было представить, как эта сумасбродная энграмма, с головой погруженная в премудрости операционной системы небольшого ядерного реактора, взорвала его, чтобы полностью развеять все неясности и сомнения, будоражившие ее помраченный рассудок.
