Черная сотня. Происхождение русского фашизма | страница 12



.

Десятилетиями немецкие школьники учили наизусть строки поэта Гейбеля: Und es mag am deutschen Wcscn einmal noch die Welt genesen.[14]

Аддисон писал о трех фундаментальных символах веры каждого истинного англичанина — что он в одиночку может побить трех французов, что Темза — самая красивая река в Европе и что нет произведения искусства более великого, чем Лондонский мост.

В России вера в историческую миссию не стоит сейчас на повестке дня, но в мышлении русской правой имеется черта, которая представляет серьезную угрозу, — это склонность к паранойе. В этой книге я рассматриваю различные проявления мании преследования и веры в теорию заговоров. Довольно безвредный вариант мании — убежденность в том, что в смерти правителя (любого правителя, от царевича Дмитрия, сына Ивана Грозного, до Александра I и Сталина) обязательно повинны заговорщики, либо же вера, что данный правитель вовсе не умер на самом деле, а был тайно похищен[15]. То же относится, a fortiori[16], к смерти кумиров правой. Такие идеи — в мягкой форме — распространяются во многих странах авторами приключенческих романов и фильмов и душевнобольными маргиналами. Определенная часть публики всегда питает слабость к книгам, сюжет которых строится на интригах и заговорах, — в этом привлекательность детективов. В России подобные пристрастия имеют давнюю традицию. Сто лет назад великий русский философ Владимир Соловьев дал отличное описание мании. «Представим себе, — писал он, — человека от природы здорового и сильного, умного, способного и незлого, а именно таким и считают все, и весьма справедливо, наш русский народ. Мы знаем, что этот человек или народ находится в крайне печальном состоянии: он болен, разорен, деморализован. Если мы хотим помочь ему, то, конечно, прежде всего постараемся узнать, в чем дело, отчего он попал в такое жалкое положение. И вот мы узнаём, что он в лице значительной части своей интеллигенции хотя и не может считаться формально умалишенным, однако одержим ложными идеями, граничащими с манией величия и манией вражды к нему всех и каждого. Равнодушный к своей действительной пользе и действительному вреду, он воображает несуществующие опасности и основывает на них самые нелепые предположения. Ему кажется, что все соседи его обижают, недостаточно преклоняются перед его величием и всячески против него злоумышляют. Всякого из своих домашних он обвиняет в стремлении ему повредить, отделиться от него и перейти к врагам, а врагами своими он считает всех соседей. И вот, вместо того чтобы жить своим честным трудом, на пользу себе и ближним, он готов тратить все свое состояние и время на борьбу против мнимых козней. Воображая, что соседи хотят подкопать его дом и даже напасть на него вооруженною рукой, он предлагает тратить огромные деньги на покупку пистолетов и ружей, на железные заборы и затворы. Остающееся от этих забот время он считает своим долгом снова употребить на борьбу — с своими же домашними. Узнав все это и желая спасти несчастного, мы не станем, конечно, ни снабжать его деньгами, ни лечить от лихорадки или чего-нибудь другого. Мы постараемся убедить его, что мысли его ложны и несправедливы. Если он не убедится и останется при своей мании, то ни деньги, ни лекарства не помогут»