Желающих поступить в этот Ист-Эндский театр было видимо-невидимо. Но мне почему-то повезло, и я был принят в этот театр, где встретил нескольких знакомых из балаганного театра, которых я покинул; они, очевидно, пришли к тому же заключению, что и я, то есть что нельзя прожить, получая несчастных десять шиллингов в неделю. Театр был открыт только две недели, и за это время ничего особенного не случилось, кроме одного неприятного инцидента со мною, которого я никогда не забуду. Дело в том, что меня страшно осмеяли, а все по вине идиота-режиссера. Давалась мелодрама; действие происходило в каких-то неведомых странах, и потому режиссер настоял, чтобы я надел самый гнусный и безобразный костюм. Я знал, что меня поднимут на смех, и мои ожидания сбылись. Только что я появился на сцене, как вдруг на галерке кто-то громко спросил: «Что это такое, Билл?» Затем другой голос ответил: «А вот угадай, будешь молодцом».
После этого раздался взрыв смеха. Я готов был сгореть со стыда и до того взволновался, что долгое время не мог припомнить и начать свою роль. Наконец, я собрался с силами и только что раскрыл рот, как вдруг кто-то крикнул во всю глотку, голосом, полным удивления: «Ах, черт его возьми, ведь это чучело живое!»
Затем со всех сторон послышались на мой счет шутки и остроты: «Вот бы народу собралось, если бы его выставить в окно магазина!» «Красивый костюм, нечего сказать; только для гулянья по воскресным дням!» «За такого урода смело можно дать тридцать шиллингов!» Нашелся только один добрый человек, который, видя мое замешательство, пожалел меня и сказал наставительным тоном: «Не обращайте на них внимания, дружище; делайте свое дело. Ведь они завидуют вашему костюму». Не знаю, как я сыграл и провел свою роль до конца. С каждой минутой я делался все раздражительнее и все больше и больше волновался, что вызывало еще большие насмешки галерки. Это так на меня подействовало, что потом я несколько дней боялся предстать перед публикой. Конечно, за кулисами все сильно жалели меня, потому что каждый из них не раз испытывал подобные неприятности. Смеяться и издеваться над кем-нибудь очень приятное занятие, но те, над кем смеются, не могут находить это смешным. Сидя в театре, я не могу слышать, когда смеются над актерами. Актеры очень чувствительный народ, и люди, которые осмеивают их, хотя бы и имея на то основания, понятия не имеют, какие причиняют им жестокие страдания и боль. Конечно, иногда не только можно, но даже должно выразить свое несогласие или протест против иной игры, но единственно с целью исправления ошибок и недостатков, а не для издевательства. «Высмеивают» только самые глупые люди, желающие блеснуть перед публикой своим пошлым остроумием.
