Сойдя в глубокий, мглистый, гиблый дол,
Где свежестью не веет поутру,
Где полдней жарких нет, и звезд ночных,
Воссел недвижной глыбой древний Крон,
Безгласнее обставшей тишины;
За лесом лес навис над головой --
За тучей туча, мнилось. Воздух был
Безжизненней, чем в летний зной, когда
Чуть-чуть колеблются метелки трав,
Но палый лист покоится, где пал.
Ручей неслышный мимо тек, журчать
Не смея, ибо скорбный падший бог
Был рядом -- и Наяда в камышах
Держала хладный перст у сжатых уст.
В сыром песке следы огромных стоп
Туда лишь и тянулись, где застыл
Седой Титан. И на песке сыром
Покоилась, недвижна, нежива,
Десная длань, утратившая скипетр.
Сомкнувши вежды, к матери-Земле
Поник челом, просил подмоги сын.
Казалось, он уснул навек. И вдруг
Чужая пясть на мощное плечо
Легла; но прежде отдан был поклон
Тому, кто стыл недвижен, глух, незряч.
Се бысть Богиня древних, первых дней;
И рослой амазонке близ нее --
Глядеть бы крохой; карликом глядеть
Ахиллу; Иксиона колесо
Остановила бы она перстом.
Не столь великий лик являет сфинкс,
Возлегший во дворце на пьедестал --
Мемфисский сфинкс, наставник мудрецов.
О! лик Богини мог бы изумлять
Красою, да красу печаль затмила --
Печаль, прекрасней, чем сама Краса.
И чуткий страх в огромных был очах:
Как будто беды шли -- за строем строй,
Как будто лишь передовой разъезд
Метнул стрелу, а грозный арьергард
Погибельные громы снаряжал.
Одну прижавши длань к своей груди,
Туда, где сердце смертных бьется -- точно
Бессмертной быв, испытывала боль,
Богиня выю Крона обвила
Другой рукой и, стан опять согнув,
Титану в ухо молвила слова --
Трубой органной грянул горний глас --
Печальные слова, что наш язык
