Не хотелось возвращаться в реальность, терять ласковый свет небес, безмятежность пробуждения, но машинальные привычки мгновенно взяли свое, она рывком села, огляделась по сторонам и только заметив Таманцева, облегченно вздохнула.
Что случилось со мной?
Почему он вдруг стал так важен, так близок? — Вопросы не на шутку встревожили обычно сдержанную, скрытную Шодан, не открывавшую своей души кому попало, и не имевшей привычки занимать значительное место в жизни других людей.
Буквально все вдруг пошло в разрез с жизненными принципами, что вырабатывались десятилетиями, под воздействием холодной эмосферы города, его жителей.
Флора не могла сказать, что вдруг, в одночасье стала другой, но внутри, несомненно, что-то изменилось, словно ее настигла вторая волна мутации, но на сей раз не физической, а моральной.
Сутки назад она испытала ужас агонии, потом — неописуемое облегчение возвращения в мир, была потрясена и одновременно — очарована теплом, открытостью души своего спасителя.
Поводов к спонтанным изменениям внутреннего мира более чем достаточно, Шодан по жизни была импульсивной натурой, но все же не настолько, чтобы стать так остро зависимой от другого человека.
А зависимость ли я ощущаю?
Флора часто задавала себе прямые внутренние вопросы и старалась максимально честно отвечать на них, но на этот раз остереглась с выводами.
Ее влекло к Ивану, влекло сильно, страстно, до холодка в груди и чувства легкого испуга, замешательства, какого-то сладкого помутнения рассудка.
Нужно взять себя в руки.
Холодный голос разума шел в разрез с порывами души, но все же она прислушалась к совету рассудка.
Сейчас они одни среди враждебных пространств, но вскоре вновь будет город с его особенным воздействием, где нужно подойти близко, встать почти вплотную, чтобы ощутить настоящую, не смешанную ни с чем ауру души другого человека. Не потеряются ли ее порывы в мешанине холодных, чуть настороженных похожих на скучную затянувшуюся игру человеческих взаимоотношений, не пожалеет ли она, если сейчас, поддавшись порыву, совершит глупость?
Смятение.
— Иван! — Позвала Флора, вставая с мягкой подстилки мха.
Он обернулся, отпуская трос, перекинутый через плечо.
Ее «Шорх», помятый и неузнаваемый, остановился вместе с ним.
— Ты что делаешь?
— Доброе утро, вернее — добрый день, Флора. — Он отряхнул ладони, ступая с дороги на поляну. — Не хотел оставлять тебя одну надолго. Вот решил притащить машину сюда.
— Тяжело ведь…
