Сорняк, обвивший сумку палача | страница 65
К двум часам дня я была совершенно измотана.
Когда я наконец заняла свое место — первый ряд, центр, — жадное гудение публики усилилось до высшей точки. У нас был аншлаг.
Где-то за сценой викарий выключил верхние огни, и на несколько секунд мы оказались в кромешном мраке.
Я откинулась на спинку стула, и зазвучала музыка.
11
Это была пьеска Моцарта: одна из тех мелодий, которая производит впечатление, будто ты ее уже слышал, даже если нет.
Я представляла себе бобины в магнитофоне Руперта, крутящиеся за сценой, звуки мелодии собираются с помощью магнетизма из субатомного мира окиси железа. Поскольку с того времени, когда Моцарт впервые услышал их в своей голове, прошло почти двести лет, казалось в некотором роде соответствующим, что звуки симфонического оркестра хранятся в не более чем частицах ржавчины.
Когда кулисы раздвинулись, я оказалась захвачена врасплох: вместо домика и идиллических холмов, которые я ожидала, сцена была полностью черной. Руперт, видимо, замаскировал сельские декорации темной тканью.
Загорелся прожектор, и в самом центре сцены высветился миниатюрный клавесин, слоновая кость его двух клавиатур резко белела на фоне окружающей черноты.
Музыка стихла, и публика смолкла в выжидательной тишине. Мы все подались вперед, предвкушая…
Шевеление на одной стороне сцены привлекло наше внимание, и к клавесину уверенными шагами вышел человек — это Моцарт!
Одетый в костюм зеленого шелка, с кружевом под шеей, в белых чулках до колена и туфлях с пряжками, он выглядел так, будто вышел через окно прямо из XVIII века в наше время. Его идеально напудренный белый парик обрамлял высокомерное розовое лицо, и он поднес ладонь к глазам, вглядываясь темноту, чтобы рассмотреть, у кого хватило нахальства захихикать.
Покачав головой, он подошел к инструменту, достал спички из кармана и зажег свечи — по одной на каждом конце клавиатуры клавесина.
Это было поразительное представление! Публика взорвалась овациями. Каждый из нас знал, думала я, что мы стали свидетелями работы мастера.
Маленький Моцарт уселся на вертящийся табурет, стоявший перед клавиатурой, поднял руки, как будто готовясь начать, — и громко хрустнул суставами.
Сильный взрыв смеха разнесся по залу. Руперт, должно быть, записал вблизи звук деревянных щипцов, раскалывающих орехи, подумала я: прозвучало так, словно куколка раздробила все кости в своих ладонях.
И затем он начал играть, руки легко летали над клавишами, словно челноки над ткацким станком. Музыка была «Турецкий марш»: ритмичная, энергичная, живая мелодия, заставившая меня улыбнуться.
