Тонет Титаник, да полно, когда это было, ну что мне? какое мне дело?
Но засыпаю — и снова кошмаром встает предо мною все то же виденье…
Длинная строка будто бы протягивает время, и Титаник становится неприметно символом нынешнего мира: сверхмощный, но беспомощный. Цивилизация, оторвавшаяся от корней.
Вавилонская башня это не только некоммуникабельность. Это как в небоскрёбе, где не построили лестниц в гордой уверенности, что все лифты не могут отказать одновременно
А вот попытка не замедления, а убыстрения: человек поставил на окно зимой ветку в воду. Она зазеленела. И декабрьская зелень пугает своей неуместностью…
Человек торопит природу… Некогда, некогда…
«Не руки скрещивать на груди, а голову подпереть руками».
Только так увидишь, услышишь… Уйдя от суетливой «погони за утерянным временем»
… Эта поза — не рецепт поведения, а факт собственного существования.
Да, дело мое — это слово мое на листе,
И слово мое — это тело мое на кресте,
Свяжи мои руки, замкни мне навечно уста,
Но я ведь и сам не хочу, чтобы сняли с креста.
Нельзя ни «возвращаться на круги своя», ни войти дважды в один и тот же поток, ни лететь с потоком, т. е. шагать в ногу с веком, как пошло твердят прогрессивные и прочие положительные типы — ведь суть всякого мещанства — «быть на уровне», шагать в ногу, «быть как все», «не возникать»…
Мещанство — это попытка избавиться от персональной ответственности за свои поступки — пусть за них отвечает «среда», «коллектив», общество — в общем, другие…
Персонализм поэта в том, что он не может так. И это сильнее, чем просто нежелание. Как в «Носорогах» Ионеско — герой не превращается в животное не в силу желания или нежелания, он просто неспособен. Точка.
Это и есть сохранение личности, самого ценного, что у нас есть,
Что со счета не сбросится ни потом, ни сейчас,
И что с нас еще спросится, еще спросится с нас!
Силу для этого дает отсутствие прагматизма и суетной корысти.
Единственная ценность — личность и то, что иногда удается — любовь.
Мой вымысел, наважденье, фата-моргана,
О, Господи, сделай так, чтоб она вернулась,
Синичка в бездонном небе моей пустыни,
Ну что тебе стоит, Господи, сделать так!
Ответственность за каждый миг своей жизни — не перед обществом, даже не перед отдельными личностями, но лишь перед своей совестью. Настоящее единство с людьми — лишь у того, кто не поддается массовому психозу, коллективности, соблазну безответственного существования в стаде:
Каждый выбирает для себя
