Русская поэзия за 30 лет (1956-1989) | страница 49
Из тьмы болота выполз ящер.
Ступил на землю первый раз
Мой пресмыкающийся пращур.
Нет, он предугадать не мог
Разлив грядущих поколений,
Неиссякающий поток
Взаимосвязанных явлений,
Меня в цепочке появлений,
Мой мир, где рядом Планк и Блок!
Сегодняшний человек может оглянуться, попытаться понять зигзагообразный путь, пройденный жизнью, которая в развитии и есть ведь пресловутый «процесс сотворения мира». Мы живем в Восьмом Дне Творения. И не меньше, чем античные предки мучаемся над вечной загадкой познанья самого себя. И смотря вперёд, ты всегда обращаешься в прошлое. Спекуляции же на криках об особой роли "современности" нужны только политиканам типа Людовика Пятнадцатого ("после нас — хоть потоп"), или типа Ленина ("Если большевикам придется уйти, они громко хлопнут дверью")
(Хлопка мы, кстати, не услышали, зато вони.)
Этот антиисторизм свойственен всем, кого страшит свобода и непредвзятость человеческой мысли «Исторические параллели опасны» — выразился поэтому Сталин в беседе с Г.Уэллсом.
И если нельзя было отменить историю (футурологию у нас уже отменяли!), то ее надо было непременно причесать и переделать по орвелловским рецептам.
Но поэтов, к счастью, причесать труднее… В этом смысле интересно "Послание к А. С. П." Н. Моршена: он пишет не оду Пушкину, к чему все давно привыкли, а стихи, где преклонение слито со справедливым упреком:
Простите, если я не прав,
Но нолстолетья роковые
Национал-гемофилиии
Отбили к силе аппетит,
И от "Клеветников России"
Меня давно уже мутит.
Пушкин говорил «о старом споре славян между собою», отстаивая правоту Николая Первого, подавившего Варшавское восстание 1830 года, а в наше время ссылки на эту фразу Пушкина помогают прикрыть его именем не один агрессивный поход социалистического империализма, перед которыми Николаевские, классические — кустарщина и только:
Открылся новый смысл и вид
У слов старинных "Кремль и Прага",
От них кровоточит бумага
И пламя Палаха горит,
И ощущает боль и стыд
Родство припомнивший бродяга…
Поэзия Николая Моршена пытается связать цепь времен, не заботясь о том, как бы не оказаться вне современности. Это понятие, которое всегда так тщательно навязывалось литературе советской критикой, у поэта получает ту оценку, какой оно и достойно: «заурядное мгновение» в истории, точка на временной шкале, порой ничего не значащая. Это вот "унижение" современности в пользу всех времён и веков — одно из условий существования поэтического мира Николая Моршена.