Издалека начинает он снова,
Пока, наконец найдёт своё слово.
И проскрипит, и опять замолчит...
Я не знаю, кто они, но они тут кругом,
Те немые, что делят со мной этот дом,
Живём мы под тусклой летней звездой.
Ветви низко прикрыли камень седой,
Имена и даты съедены мхом...
Неутомимы они, но медлительны и печальны..
Парень с девчонкой среди них... А ночами
Никто из них не поёт - и всё же,
Мы общий язык нашли бы, быть может,
Вот и сложилась бы компания нечаянная...
В глубокое молчанье лес был погружён,
Одна моя коса земле шептала что-то,
О том ли, что лужок весь солнцем освещён,
Или о тишине? Ведь может от того-то
Коса, стараясь не нарушить тишины,
С травой шепталась так, что слов не разбирал я
Но был уверен в том, хотя и не слыхал я,
Что не замешаны тут сказочные сны
О лени золотой или находке клада:
Коса поведала всё то, что было надо:
О спугнутой змее, о яркости цветов –
Любимом детище болотистых лужков,
Свершилось то, о чём труд может лишь мечтать:
Коса дала траве возможность сеном стать.
В краю, где жизнь зовётся выживанье
(А жизнью быть не может, это ясно) –
Вдруг старый дом сверкает свежей краской,
И там – рояля гулкое звучанье.
А он копал по холоду картошку,
Считал обеды (чтоб по кучке нà день).
Стоял тут, на своё богатство глядя,
И слушая раскат аккордов мощных.
В дому рояль... И стены свежекрашены...
Или деньжата завелись случайно?
То ль юная любовь дурит отчаянно,
То ль старая вдруг стала бесшабашною –
Не утонув в быту изжитых лет,
Урвать у жизни музыку и цвет.
Наш поезд, одолев крутой подъём,
Замедлил ход. И на плато пустом
Кривые, низкие стволы – дубняк –
Теснились без клочка земли, в камнях.
Сквозь эту монотонность поезд шёл
По плоскогорью ровному, как стол,
Тут никого на много миль кругом!)
И вдруг мы видим – человек живой
Стоит в дверях, огромный и худой,
Заполнив хижины дверной проём.
Казалось, упади он внутрь, в свой дом,
Коснулся б головой другой стены...
Но он стоял, он не сгибал спины,
Как дуб был крепок, а суров и худ –
Не от нужды: кругом дубы растут –
И свет и отопленье есть зимой.
Вон и свинья и кура под стеной,
В цистерне дождевая есть вода,
И даже развлеченье: поезда.
Он рассмотреть мог наш вагон-буфет,
А мог бы и рукой махнуть нам вслед.
Мы все в укромный уголок
За ироничными словами
Взволнованную суть скрываем
От тех, кто нас поймать бы мог.
Но маской не прикрыв лица
Мы вынуждены на признанье:
Чтоб вызвать друга пониманье –
Разоблачиться до конца.
