Ему сейчас даже случайная собака друг, куда там, даже воробей, порхающий во дворе, приятель. В последнее время Азамат ловил себя на том, что сам с собою разговаривает.
Никто из людей, кроме Земфиры, быть может, не понимает, как тяжело быть одиноким.
— Сбежим от Тамары? — шепчет она ему в перемену.
— Угу…
Они возвращаются из школы кружным путем, по незнакомым улицам. Большую часть дороги мальчишка молчит. Земфира, наоборот, хохочет, как только вспомнит день, проведенный в классе: немало смешного насмотришься за пять уроков и четыре перемены.
— Помнишь, как Тамара на доске написала вместо «циновка» — «сыновка»?
Не сговариваясь, остановились у обрыва, откуда видна вся Последняя улица. По-прежнему коричневое море лежало, разлившись до самого горизонта, затопив противоположный берег. А люди копошились на крышах домов, спасая свое имущество.
— В такое время человек человеку всегда друг, — проговорила Земфира, сделавшись очень серьезной.
Мальчишка так и не понял, о ком она это сказала: о людях, что мытарствуют во время разлива, или о нем, об Азамате?
Он упорно размышлял над тем, как быть с девчонками, которые сами напрашиваются на дружбу. А что ответить, не знал. Ему, однако, вспомнилось, как однажды на эту тему трепался Синяк: «С девчонками полагается вести себя важно, почти что гордо. Одним словом, в их игры ни за что не вступать! В свою очередь, в мальчишечьи команды их не брать».
Возле ворот, где обычно полагается расходиться с девчонкой, произошла заминка. Земфира не пошла к себе домой, как делала обыкновенно, а преспокойно потопала вслед за Азаматом к крыльцу.
Мальчишка изумился, но сделал вид, что ничего особенного не случилось.
Лишь переступив порог, Земфира вдруг смутилась. Застыла возле косяка, словно мрамор. Мальчишке показалось, что она судорожно глотнула воздух. Или это только почудилось?
— Чего остановилась? Проходи.
Она, решительно швырнув школьную сумку в угол, неожиданно проговорила:
— Я останусь в твоем доме, пока не приедет бабушка.
— Чего же ты будешь делать у меня дома?
— Варить картошку.
Она, наверное, сказала то, что сразу пришло в голову. Что-то шевельнулось в сердце Азамата. А что затрепетало, он и сам не может понять.
— Ну, а после того, как сваришь картошку?
— Само собой разумеется, кушать.
— Понятно.
— А там, глядишь, время настанет и посуду мыть.
— Не вечно же посуду мыть, — нерешительно проговорил он. — Ну, а потом?
— Потом, потом… Я и сама еще не знаю, чем займусь. Азамат тоже не знал: может, решил он, вместе уроки будем готовить?
