Снова бью парня по щеке, но уже сильнее, чем прежде.
Внезапно глаза, его распахиваются, он одурело трясет головой, явно ничего не соображая после глубокого сна, а потом, когда сознание его проясняется настолько, чтобы определить, кто столь бесцеремонно вернул его к яви, любитель поп-музыки вскакивает и выкрикивает мне в лицо:
– Ты что, дядя? Спятил, что ли?
Я чувствую внезапную слабость во всем теле.
– Извини, – примирительно говорю я парню. – Я думал, что тебе плохо…
– В следующий раз, – цедит он, покраснев, мне в лицо, – думай только тогда, когда будешь сидеть на унитазе, понял?
И, рухнув обратно на сиденье, отворачивается к окну.
У меня нет ни сил, ни желания, чтобы осадить наглеца.
Трамвай замедляет ход, и я пробираюсь к выходу, избегая встречаться со взглядами пассажиров, которые, несомненно, полагают, что у меня не все дома…
* * *
За время моего отсутствия в больнице произошли кое-какие изменения.
К счастью, они заключаются не в поступлении новых Спящих.
Просто Солодкого и Скобаря перевели из реанимации под наблюдение невропатологов. Похоже, что реаниматоры, следуя по проторенной дорожке, отныне решили не терять время и силы на странных коматозников.
Так что теперь все пятеро вместе, в одном помещении.
Однако, войдя в палату, убеждаюсь, что занято лишь четыре койки. А где же пятый? Неужели кто-то из моих подопечных все-таки проснулся, а меня забыли или не захотели предупредить об этом?..
Так. Круглов здесь, это ясно хотя бы по тому, что рядом с его койкой сидит, ссутулившись, как усталый ворон, его отец.
Обмениваюсь с ним приветствиями. Бывший майор подавлен и немногословен. Трудновато ему сейчас. И в больницу он забежал лишь на несколько минут. Сегодня ему предстоит хоронить сестру.
– Послушайте, доктор, – говорит он мне, явно не припоминая моих имени-отчества и фамилии. – Как обстоит дело с Олегом?
– В каком смысле? – осторожно уточняю я.
– Да все в том же! – сердится он. – Он когда-нибудь проснется или нет? И вообще, лечите вы его или как?
Стараясь выбирать обтекаемые выражения, объясняю, что срок пробуждения Олега, как и других пострадавших, по-прежнему остается неопределенным. Что это может случиться в любой момент. И что врачи делают все возможное. И так далее…
– Но он все-таки проснется? – хмуро спрашивает Круглов-старший.
– Мы все надеемся на это.
Особенно я и мой шеф, но об этом моему собеседнику знать необязательно.
Помолчав, Круглов разражается гневной тирадой, из которой следует, что лично он ждать больше не намерен. И что, едва разделается с делами, связанными с погребением Анны Павловны, как тут же заберет сына отсюда. Даже если для этого придется применить силу. Правда, из его уст эта угроза звучит в иной, более конкретной, хотя и нецензурной, формулировке.
