В этом он превзошел своего учителя Жоржа Сименона, которого читал в подлиннике и которым восхищался. «Только у одного автора я нашел то, чего мне недоставало во всей детективной литературе, — писал Глаузер. — Имя этого автора — Сименон… Всем, что я умею, я обязан ему». Швейцарца привлекало в Сименоне прежде всего то, что на передний план у него всегда выдвинута человеческая драма, а раскрытие преступления сопряжено с исследованием нравственно-психологического климата, в котором оно созрело и совершилось. Знаменитый комиссар Мегрэ с полным основанием может считаться крестным отцом вахмистра Штудера. Они напоминают друг друга и внешне, и по манере работать. Оба делают ставку на интуицию, их успехи зависят не столько от умения анализировать вещественные доказательства, сколько от искусства вживаться в атмосферу. Для них «воздух, в котором живут люди, важнее фактов…».
Не могла не нравиться Глаузеру и человечность комиссара Мегрэ — первого по-настоящему живого сыщика в мировой детективной литературе, следователя с ярко выраженным характером, со своими симпатиями и антипатиями, достоинствами и недостатками. Есть у Сименона и Глаузера и другие точки соприкосновения — в приемах нагнетания или смягчения сюжетной напряженности, в функции пейзажных зарисовок, в полемике — прямой или скрытой — с поставленным на конвейер производством массового чтива.
Но Глаузер был слишком талантливый художник, чтобы ограничиться копией. Он не эпигон Сименона, а его вахмистр Штудер — не тень комиссара Мегрэ. Детективы Сименона послужили толчком к собственным свершениям швейцарца (кстати, Сименон так долго живет в Швейцарии, что его самого впору причислять к литературе этой страны). Силой поэтического постижения действительности Глаузер, думается, превосходит Сименона — прежде всего потому, что воссозданный в его романах художественный мир отличается большей социальной и психологической определенностью. Сименон — писатель комбинаторского склада, он виртуозно манипулирует довольно ограниченным набором тем, мотивов и ситуаций, бесконечно варьируя их и не углубляясь в сложную динамику взаимоотношений личности и общества. Сименона интересует «человек вообще», Глаузера же — человек в его социальных взаимосвязях и взаимозависимостях. Мир Сименона по-своему очень конкретен, осязаем, но он во многом сконструирован, в то время как мир Глаузера реалистически достоверен, ибо вырастает из конкретного жизненного опыта.
