Артемид не успел осознать смысл его слов, когда почувствовал на плече ладонь. Это был Плебо.
— У одного из наших сильное кровотечение. Нам нужна рубашка, чтобы его перевязать.
Артемид сбросил его руку с плеча.
— Ты что?! Хочешь, чтобы я остался в одной куртке?
— Оставь центуриона, солдат, — сказал Луций и принялся неловко стягивать с себя одежду. — Ему рубашка может еще пригодиться.
Артемид покраснел. Какое унижение, подумал он, но, пока Плебо был рядом, не сказал ни слова.
— Трибун Луций, — заявил он позже, подчеркивая слова. — Вы позорите свое звание…
Ответом был скрипучий смех. Артемид мог бы присягнуть, что его собеседник от души веселится.
— Центурион, — услышал он, — как это получилось, что мы проиграли битву, имея таких безупречных и отважных офицеров?
— Как это получилось? — прошипел Артемид сквозь зубы.
Теперь сырая глина, смешанная с гниющими отбросами, не помешала ему опуститься на пол.
— Это произошло потому, что наше командование позволило, чтобы его, как детишек, обвел вокруг пальца прозрачный маневр канейцев. Потому что мы позволили их коннице обойти наши фланги, и все центурии оказались в котле.
Луций перестал смеяться и с интересом разглядывал лицо Артемида.
— Потому что после часа сражения, когда у нас был еще перевес в людях, консул приказал атаковать тяжеловооруженных, вместо того, чтобы начать отход. А у нас уже не было копий.
Луций поиграл медальоном.
— В чем-то ты прав, центурион, но только в чем-то. — Он поднял руку и принялся загибать пальцы. — Во-первых, легче всего кричать после битвы, как надо было действовать. Во-вторых, прими во внимание, что сначала именно наша конница была хитростью и предательством оторвана от главных сил, а потом уничтожена в том ущелье. В-третьих, консул Марк погиб в первые минуты, когда лично пытался прийти на помощь.
Артемид отклонился назад, его затылок коснулся стены хлева.
— Во время битвы я слышал другое.
В глазах Луция блеснула ирония.
— Во время битвы всегда рождаются самые разные слухи.
Оба замолчали. От группы лежащих солдат доносилось чье-то хриплое дыхание. Казалось, что его обладатель задыхался.
— Как ты полагаешь, центурион, зачем нас здесь держат?
Вопрос был явно риторическим и даже издевательским. Артемид не понял издевки. Он долго вглядывался в лицо трибуна, прежде чем ответить.
— И для чего?
— А ты не догадываешься?
— Нет, не догадываюсь!
Луция, казалось, веселил его гнев.
— Воевать вас учат, а вот ознакомить с обычаями врага никто не догадался, — говоря так, он перебирал пальцами звенья цепочки. — У канейцев есть обычай даровать волю одному из пленных. Его выбирают из тех, кто остался в живых. Надо признать, что при их способе ведения войны выбор этот бывает невелик. Чтобы у тебя не оставалось иллюзий, скажу, что остальных пленных убивают, а выбранного направляют гонцом к своим.
