Однако я решил не отчаиваться. Как-то же тут лечат? Видимо, травами. Правда, из всего курса фитотерапии я помню от силы десяток рецептов, да и то успокаивающих сборов, которых всяким истеричкам выписывал. Нет, вру, должен помнить травы от лихорадки и поноса – они же в заявки были.
Покопавшись в памяти, я понял – действительно, знаю травы, которыми можно температуру сбить и кишечник укрепить… и – я чуть не подпрыгнул на постели – знаю антисептики. Ведь слово «лихорадка» многозначно, это – не только температура, но и любое воспаление.
– Ха! – произнес я вслух. – А я, оказывается, крут и копытат! В качестве полкового санитара вполне сгожусь!
И неожиданно для себя заснул.
А проснулся от ощущения, что я не один.
Осторожно приоткрыл глаза.
Вроде бы опасности не ощущается.
На крае топчана сидела одна из старухиных орчих. За вечер я уже немного разобрался в статусе этих теток. Хотя все они называли знахарку «матушкой», родной дочерью, вдовой и бездетной, вернувшейся в родительский клан после гибели мужа, была из них лишь одна. Остальные – невестки, племянницы, внучки и вообще седьмая вода на киселе. Старуха выбирала себе прислужниц – или учениц – из женщин стойбища, ориентируясь не на родственные связи, а на наличие мозгов и способности к знахарскому делу. Поэтому все они отличались расторопностью и сообразительностью.
Заявившаяся в мою спальню дамочка оказалась той самой единственной родной дочерью Апа-Шер. Она с каким-то странным выражением рассматривала мое лицо, а когда я открыл глаза, вроде как даже засмущалась и вскочила на ноги:
– Матушка велела тебе идти во внутренний двор. На грани ночи и дня ты станешь ее сыном.
И хихикнула, закрывая рот платком.
Я покорно пошел за орчихой. Видимо, мне предстоит стать главным действующим лицом какого-то обряда.
Так и оказалось – во дворе вокруг пылающего под треногой с котлом костра собралось десятка три женщин. Сама Апа-Шер толклась возле огня, подбрасывая в котел душистые травы. Аромат от варева напоминал запах глинтвейна – тут и перец, и имбирь, и корица, и лимонная кислинка…
Мое появление было встречено дружными смешками. Орчихи перешептывались, показывая на меня пальцами и вообще вели себя, как малолетки перед концертом заезжей рок-группы.
– Иди сюда, – поманила меня Апа-Шер. – Стань тут и раздевайся.
Раздеваться – так раздеваться. Тем более, что орчихи вроде успокоились. В руках у одной из них появился бубен, она начала отбивать ритм, остальные затянули что-то то тягучее и монотонное, то взрывающееся плясовыми переливами.
