Колдунья вуду вскочила. Она казалась напуганной.
Допустила ли она ошибку? Зашла ли она слишком далеко? Погубила ли она жизнь юного существа?
Мы продолжали сидеть. Я должен был взять себя в руки, хотя кровь в моих жилах закипела. По моим щекам текли капли пота. В горле пересохло. Свет многочисленных свечей мерцал на моем лице.
Мертва?
Мадам Овиано произносила заклинание. При этом руки ее совершали круговые движения над обнаженным телом. Губы дрожали, слова заклинания растягивались, словно что-то мешало ей их произносить.
На этот раз мы не понимали ее. Язык этот был предназначен не для наших ушей, но она попала в самую сердцевину. Тело, изогнувшееся в мостик, вновь выпрямилось.
Коко лежала на спине.
Она жила.
Она не плакала, ничего не говорила, она только хватала губами воздух. Девочка не реагировала, когда мадам Овиано платком вытерла ей пот на лице и на теле.
— Хорошо, малышка, — шептала она. — Все будет хорошо. Да, хорошо, ты отлично все выполнила. Я поняла тебя…
Не сговариваясь, мы посмотрели друг на друга. В его глазах было то же выражение, что и в моих. Действительно удалось?
Послышалось шуршание, мадам потянулась за покрывалом. Она развернула его и покрыла им обнаженное тело девочки. После этого она несколько раз глубоко вздохнула и кивнула нам.
— Это был он, — сказала она.
Я не мог говорить, пока не откашлялся.
— Это был в самом деле он? Значит, удалось?
— Да.
— Итак, она вступила в контакт?
Колдунья кивнула.
— Она нашла Зло, она нашла ауру Затейника…
— Где же?
— Недалеко, — закричала мадам. — Совсем рядом. И еще она сказала, что будут мертвые. Мертвые и много-много крови…
* * *
Молодые люди, которым было поручено отвезти англичан к мадам, обычно с большой неохотой ездили на старое кладбище. Оно навевало на них ужас, хотя оба и считались доверенными людьми колдуньи.
Жили они в Рио и были своего рода наблюдателями мадам в городе. Время от времени они передавали для нее информацию и получали ответную.
Оба парня в расцвете сил, здесь же смерть и загробный мир были очень близки.
Они уже знали смерть в лицо, но это было другое лицо. С гримасой страха, насилия, грусти, молчаливых криков.
Они привыкли к этому.
Но не привыкли к тишине кладбища, где у смерти был иной лик.
Здесь стояли покосившиеся надгробия, подгнившие деревянные кресты, здесь даже многочисленные птицы джунглей кричали не так громко, словно желая отдать потусторонним духам свою дань.
Они поспешно покинули это место и были рады очутиться на душном воздухе, окруженные жужжанием насекомых.
