Возможно, именно этих военных у шлагбаума показывали по голландскому телевидению. Доорненбос превратил тюрьму в достопримечательность – какой-то случайный голландский турист нет-нет да и зайдет взглянуть на это жутковатое место.
Под крышей слева находилось здание, где держали смертников. Доорненбос провел там последние месяцы своей жизни. Эгон знал, что между этим крылом и бывшим гимнастическим залом располагается круглый газон, окруженный с обеих сторон галечными дорожками. По телевизору его показали один-единственный раз, засняв телеобъективом с подъемной платформы. Съемочную группу, которая ухитрилась это сделать, тут же выслали из Ратанакири, но отснятый материал изъять не удалось. Подъемную платформу объявили пропавшей, а человек, который сдал ее в аренду, теперь сам отбывал здесь пятилетний срок.
Осужденный до последнего момента находился в камере смертников, слева. Когда приходил час, его вели по улице в гимнастический зал, мимо газона, по одной из галечных дорожек. Шел ли он слева или справа? Существовал ли специальный ритуал, или все пускали на самотек? Может быть, право выбора предоставляли осужденному? И как он выбирал? И что чувствовал, когда шел? Был ли всецело погружен в свои мысли, исполнен смирения или же тихо сходил с ума от страха?
Самым ужасным из всего, что Эгон знал о Доорненбосе, был тот факт, что он не просил о помиловании. То ли его убедили в бесполезности этого шага, то ли он просто не хотел гнить в тюрьме еще двадцать или сорок лет. Но Эгон подозревал, что своим отказом он доказал то, что был как бы зачарован смертью, будто ему было интересно погибнуть столь чудовищным образом. Доорненбос был еще молод – всего тридцать девять лет, жизнелюбивый, предприимчивый, трижды женатый, исколесивший весь мир. Эгон видел фотографию, сделанную в день его казни. Доорненбос выглядел спокойным, уставшим и довольным, как человек, только что оправившийся от серьезной болезни, – не столь крепкий, как раньше, но сильный, насколько это возможно.
Был четверг, слева сидели один или двое мужчин (что соответствовало среднему числу осужденных, которых еженедельно отправлял на тот свет Софал) – ближе к рассвету им предстояло совершить прогулку по галечной дорожке.
Какое-то время Эгон стоял перед входом. У него не хватало духу посмотреть внутрь, но за постом охраны он заметил, как поблескивает галька. Его потрясла мысль, что он вот так запросто, с улицы, видит камешки, по которым Доорненбос делал свои последние шаги. Однако каждый четверг вечером и до полудня пятницы весь район перекрывали.
