— За что ты сидишь? — спросила я и тут же пожалела об этом.
— За то, что плеснула кислотой, — ответила она и улыбнулась странной улыбкой.
До своего замужества она толю долгое время проработала у евреев. Я тут же увидела, что годы, проведенные у евреев, вспоминает она добром. Как и я, поначалу она работала у тех, кто соблюдал все заповеди, а затем — в городе, у тех, кто от религии отошел.
— То были самые лучшие мои годы, — сказала она, и слезы проступили у нее на глазах.
Так началась наша дружба. Звали ее Сиги. Зимой, в холодных сумерках, мы вспоминали праздники Ханука и Пурим, весной — Песах и Шавуот. В Судный день она покрывала голову платком и постилась. Если бы не тот ловкач, что соблазнил ее, она осталась бы среди евреев на веки вечные.
Так, чудесным образом, открылся мне таинственный подземный ход, которым вернулась я к своим близким. В один из вечеров увидела я Генни. Она знала, что со мной стряслось и как я сюда попала. Я сказала ей, что в сердце моем нет раскаяния. Я готова к долгому пребыванию в тюрьме и не тешу себя никакими иллюзиями.
— Откуда у тебя такая уверенность? — спросила Генни, и голос ее был таким, как прежде.
— От матери, — ответила я без колебаний.
— Странно, — сказала Генни, — ведь когда-то ты не любила свою мать.
— Я не умела любить ее.
— А теперь ты любишь ее?
— Теперь она во мне.
Только произнесла я эти слова, тьма окутала светлое видение, и я провалилась в пропасть.
Работа пожирает день, а холод бесконечно длит ночные часы. Но все-таки каждое утро я подымаюсь и встаю в строй. Способность переносить страдания не имеет границ.
Иногда я замечала те перемены, что происходили в моем теле. Ноги мои распухли, на тыльной стороне кистей рук вздулись синие вены, но боли я не ощущала. Я работала с утра до ночи. Ночью вставала и говорила себе: «Еще один день», мысли мои ссыхались и съеживались, словно голова моя стала тыквой.
— Ты была замужем? — спросила меня Сиги.
— Нет, но у меня был ребенок.
— Ты поступила правильно.
Со временем она рассказала мне о своих первых днях у евреев, как она их боялась, как поборола свой страх. В первую же зиму заболела она воспалением легких и была уверена, что ее тотчас же выгонят. Но евреи ее удивили — они заботились о ней. В то же лето встретила она Герца Рейнера, студента из Лемберга, молодого нерелигиозного еврея, который ухаживал за ней с нежностью, внушающей страх.
— А ты не хотела бы к ним вернуться?
— Хотела бы…
