— Садись.
— Сколько с меня?
— Ничего не надо.
Спустя час он спросил:
— Откуда ты? Я ответила.
— Но ты не похожа на деревенскую.
— А откуда же я?
— Не знаю.
— Из деревни я, батько, с пастбища.
Напевность, некогда звучавшая в языке моей матери, всплыла сама собой.
— Есть что-то в твоем голосе…
— Что, батько?
— Как-то иначе звучит он.
— Не понимаю.
— А что ты здесь делала? — допытывался он.
— Родню навещала, — солгала я.
— Своей дочке я бы не позволил одной отправиться в дорогу.
— Почему?
— Дорога портит человека. В дороге прилипают к нему чужие слова, чужие движения. Нам, русинам, ведено свыше сохранить себя. А евреи все разрушают. Теперь они портят наших девушек. Нельзя работать у евреев. Евреи разлагают души…
Соскочив с саней на деревенской площади, я рада была избавиться и от возницы, и от его поучений.
Снег расстаял, и ясное солнце стояло в небе.
На сердце у меня все еще оставался неприятный осадок от прощального разговора с женой того еврея, что сделал обрезание моему сыну. Если бы не эта «царапина», с любовью хранила бы я в душе образ той женщины. Но теперь на нем лежала тень: я не могла вычеркнуть из памяти ее последний взгляд — тот взгляд, что бросила она на меня при расставании.
Однако это воспоминание недолго омрачало мое настроение. Я вдруг заметила, что нахожусь на улице, где живут евреи, и над ней плывут чудесные запахи…
Оказывается, близится еврейская Пасха — Песах. Тот, кто бывал в еврейском доме на Песах, не забудет этого никогда. Праздничная церемония занимает почти три недели. Две недели — подготовка к празднику, неделя — сам праздник и его завершение. Все определено четко, ничего лишнего. Всего несколько лет жила я у Розы, но праздники вошли в мою плоть и кровь, словно выжженные огнем. Ныне в воздухе нет тех запахов, и эта его чистота вызывает у меня удушье. Ныне нет в окружающем меня мире евреев, и я — единственная — тайком воскрешаю память об их праздниках в своей тетради. Если бы не мир грядущий, в жизни стариков не было бы никакого смысла Но я забежала вперед…
Я — в Жадове. Базарный день, и все собираются на площади.
В преддверии праздника Песах белят хаты. Низкие, вросшие в землю, всю зиму утопавшие в грязи, сейчас они тянутся к солнцу, словно распрямляясь во весь свой рост и отливая белизной с синью. «Из глубин я воззвал к тебе, Господи», — сказано в Книге Книг. Тот, кто видел эти приземистые хатки, возносящиеся над грязью, в которой они утопают, поймет этот стих буквально.
