— Заработок — прежде всего. Бог создал нас, к вящей печали, в наготе телесной.
К вечеру я возвратилась в Черновцы. Усталая и растроенная. Если бы у меня была комната, я бросилась бы в постель и свернулась под одеялом.
Я зашла в «Ройяль». К своему удивлению, застала там Сами, веселого и пьяного в стельку.
— Что с тобой?
— Ничего, все хорошо, очень хорошо, — глаза его сияли.
— Ты пьян, как сапожник.
Его опьянение, казалось, передавалось и мне.
— Я не пьян, я счастлив…
Он был, как в тумане, и на все вопросы отвечал так:
— Все хорошо, очень хорошо… Ты и не знаешь, как хорошо….
Это бормотанье с особой силой подчеркивало, до чего он жалок и заброшен. Рубаха на нем рваная, волосы спутались, глаза опухли и, казалось, вылезли из орбит. Он был жалок, но не безобразен. С губ его слетали нежные слова, он говорил о прекрасных местах и разумных поступках — так что порой казался не пьяным, а истинно верующим человеком, чья вера окрепла, и потому готов он к любым испытаниям. Постепенно он начал стихать…. Вдруг поднял голову и сказал:
— Завтра я намерен совершить нечто необходимое, весьма важное…
Назавтра я ждала его, но он не появился. Я добралась до вокзала, бродила в его окрестностях по узким улочкам. Мне почему-то казалось, что именно там я найду его. Кварталы, где живут евреи, вызывают в памяти старинные улицы, они окутаны тайной, которой мне не постичь никогда. Я могу здесь бродить часами, пристально вглядываясь во все, что меня окружает, и чем больше я вглядываюсь, тем острее и приметливее становится мой взгляд. Временами запахи еврейских кушаний обволакивают меня, и я засыпаю прямо на улице…
Под вечер я нашла его: он выходил из двери на первом этаже старого дома. Оказалось, что здесь он и живет.
— У тебя нет дома, как я вижу, — сказал он.
— Нет.
— Иди жить ко мне.
Я согласилась.
Вся квартира Сами — комната и маленькая кухонька, туалет во дворе. Я тотчас заметила узкое оконце, едва пропускающее свет, влажные стены и всепроникающий запах плесени.
Вечером мы выпили, но немного. Сами говорил о необходимости переменить жилье и найти подходящую работу. Не жаловался, не сердился, лицо его было спокойным и мягким.
Ему было пятьдесят, а мне — тридцать. Когда-то был он, по-видимому, привлекательным, но трудные годы да алкоголь истощили тело, живот вздулся, его глаза навыкате постоянно налиты кровью. Но я этого как бы не замечала. В его голосе слышались мне мягкость и желание поладить с людьми.
В свое время был он членом Рабочего клуба, но перестал там появляться, потому что не мог слышать, как всякие деятели произносят высокопарные слова о справедливости, а сами, не считая, тратят общественные деньги.
