Я сидела в шинке, ожидая чуда. А тем временем у меня не было недостатка в гнусных предложениях. Молодые крестьяне приставали ко мне, то обещая, то угрожая. Когда-то я с радостью спала с любым парнем, но годы, проведенные в домах евреев, видимо, изменили меня. Крепкие крестьяне вызывают у меня отвращение.
— Я больна, — привычно лгу я.
— Что с тобой? — Почки болят.
Слухи расползались во все стороны. Теперь они меня не замечают или обходят стороной, а когда напьются, толкают меня к выходу. Я заметила: они смотрят на меня так, как глядят на еврея: в этом взгляде смесь злобы и омерзения.
Часами сижу я, разглядывая фотографию Генни. Ее присутствие так явственно, несмотря на то, что она далеко. Теперь, мне кажется, мы могли бы быть с ней близки, словно сестры. Но она в Черновцах, а я здесь. Я опрокидываю стопку за стопкой и приободряюсь. Когда я работала у Розы, я пыталась покончить с выпивкой, но твердости не проявила. Без рюмки я вся дрожу. Пять-шесть глотков — и исчезает чувство подавленности, и я снова обретаю силу жить. Но в те дни, когда я забываю меру, — а раз в неделю это со мной случается — я погружаюсь в галлюцинации, искрящиеся радостью. Иногда мне кажется, что сижу я рядом с матерью: ведь и она любила выпить. Но мать всегда пила в одиночестве. Что бы она ни делала — она делала это в одиночку, сжав зубы.
Тем временем злые взгляды устремлялись ко мне со всех сторон. «Ты должна вернуться в деревню!» — глаза русинов преследовали меня повсюду. Таков обычай здешних мест. Коль человек захворал или повредился в уме — отсылают его в родную деревню. Если же у родных братьев недостает силы водворить заболевшего на место, за дело берутся и другие родичи. Случается, что никому не известный русин исполнит это благое дело.
Русин всегда остается русином. Если жизнь твоя выбилась из колеи — возвращайся в свою деревню, упади в ноги родителям, проси у них прощения да обещай, что впредь никогда не покинешь отчий дом — надежное убежище, а коль покинешь — кровь твоя на твоей совести.
Несколько недель преследовали меня эти злые взгляды, и, наконец, я сделала то, что давно собиралась сделать: села в ночной скорый поезд и отправилась в Черновцы. К несчастью, в поезде я встретила свою пожилую родственницу Сарину. Она пристала ко мне, как банный лист, увещевая во весь голос:
— Ты забыла родные места, забыла могилы предков. Разве можно предавать землю своих отцов?
Я хорошо ее помнила. Судьба обошлась с ней круто: овдовела она совсем молодой, собственные дети не любили ее, отдалились, а она преследовала их со всей страстью. Однажды она прислала к своим дочкам священника, чтобы тот вразумил их, напомнил заповедь: «Чти отца и мать своих». Почти все свои годы провела она в горьком одиночестве. А тут ей попалась я…
