В каждой семье, что в простой, что в знатной, люди разбивали глиняную посуду, зарывали в землю или бросали в озеро камни метлатин для размалывания маиса и прочую кухонную утварь из камня, глины или даже из драгоценных металлов, жгли деревянные ложки, блюда, взбивалки для шоколада и прочие подобные приспособления. Обеда в эти пять дней все равно никто не готовил, ели всухомятку, а скудную пищу вкушали пальцами, используя листья агавы вместо тарелок. Никто не торговал, не путешествовал, не ходил в гости, любые сборища запрещались. Украшения, перья и прочая роскошь совершенно вышли из употребления, в ходу была лишь самая скромная одежда. Все, от юй-тлатоани до последнего раба тлакотли, были заняты одним — ожиданием. И все при этом старались вести себя как можно незаметнее.
Хотя ничего примечательного в эти мрачные дни не происходило, наше напряжение и опасения понятным образом все усиливались, достигнув высшей точки, когда Тонатиу отправился в свою постель на пятый вечер. Мы могли только гадать, поднимется ли он завтра и принесет ли нам еще один день, еще один год, еще одну вязанку лет? Должен сказать, однако, что если простому люду оставалось только ждать, то задача жрецов заключалась в том, чтобы всеми имевшимися в их распоряжении средствами убедить богов проявить милость. Вскоре после заката, когда воцарилась кромешная тьма, все они, от величайших и до самых мелких, облачившись в одеяния и маски, придававшие им сходство с теми божествами, которым они служили, двинулись по южной дамбе из Теночтитлана к холму Уиксачи. Вслед за ними шли Чтимый Глашатай и избранные им спутники, обряженные, все как один, в такие бесформенные рубища, что никто бы не признал в них знатных вельмож, мудрецов, колдунов и им подобных особ. Вместе с ними шел и я, ведя за руку свою дочь Ночипу.
— Тебе всего девять лет, — сказал я девочке, — так что ты будешь еще не такая старая, когда здесь зажгут следующий Новый Огонь. Другое дело, что мало кому удается увидеть эту церемонию вблизи. Тебе выпала редкая удача.
Ночипа страшно волновалась, ведь это была первая в ее жизни значительная религиозная церемония, на которую я взял ее с собой. Не будь шествие столь торжественным, девочка, наверное, скакала бы рядом со мной вприпрыжку, но сейчас, проникнувшись торжественностью момента, она чинно вышагивала в непритязательном темно-коричневом одеянии и маске из кусочка листа агавы. Следуя в темноте, разгоняемой лишь смутным серебристым светом луны, я вспомнил то давнее время, когда сам, будучи пятилетним ребенком, с волнением сопровождал отца по Шалтокану, чтобы увидеть церемонию в честь покровителя птицеловов Атлауа.
