* * *
На восьмую попытку девятой пробы, когда громадная база «Смещение» еще оставалась лояльной и внутри Грозди еще не вспыхнула паника, пришло невинное сообщение о странном случае в сто одиннадцатом городе.
Я обедал в служебной столовой вместе с приятелем из больничной инспекции. Я слушал его рассказы вполуха — меня вдруг впервые поразила роскошь нашей столовой. До этого умопомрачительный дизайн, который потребовал, несомненно, бешеных затрат времени и труда, вызывал у меня лишь приятные ощущения, стимулирующие аппетит. Теперь, когда многостраничное меню сменилось двумя строчками: «таква горячая сухая и таква холодная жидкая», стала заметна и помпезность зала, защемило от контраста со столовыми для лиловых, где теперь, по слухам, подавали одну жидкую такву.
— … и больной перестал быть…
— Как? — встрепенулся я. — Больной перестал быть? С ума сошел! У нас нет неизлечимых болезней!
— Если агломерата полоснуть лучем — надвое, то никакие припарки и замены органов не помогут, — иронически усмехнулся мой собеседник. Впрочем, он тут же нахмурился. С досадным опозданием смысл происшедшего дошел и до него. — Ты советуешь донести по начальству?
Таким образом, я одним из первых узнал об эпидемии добра. Мгновенное расширение эпидемии, ставшей уносить сотни жизней, заслонило от миллионов зловещие события на базах.
Уже на четвертую попытку эпидемии резко сократилось число демонстрантов. Еще через две пробы медики не справлялись с уборкой тысяч переставших быть.
Вот к чему привели неурядицы из-за действий преображенцев. Мое сочувствие семьям погибших усугублялось тревогой за состояние хозяйства Агло: число прогулов возрастало, даром, что мы применяли жесточайшие меры. Агломераты боялись выходить из домов и контактировать с посторонними.
Болезнь начиналась с проявления синдрома добра. Агломерат, прежде тащивший все в дом, внезапно приглашал друзей, знакомых и раздаривал им свои вещи. Те растаскивали все, бывшее у него в квартире, оставляя голые стены. Супруг или супруга, прихватив детей, бежали от обезумевшего. Больной вел себя при этом спокойно, логично, только приговаривал: ему-де надоело жить для себя, обилие вещей не сделало его счастливым, а нахапанные им вещи еще могут доставить радость другим. Затем агломерат выходил на работу и все положенное время трудился до седьмого пота, причем с готовностью выполнял работу и за товарищей, приказы начальства беспрекословно и творчески воплощал в жизнь. После работы шлялся по знакомым и предлагал свои услуги, соглашаясь на любую работу, даже достойную только роботов. Постепенно он утрачивал спокойствие и начинал кричать: нужно любить друг друга, жить только ради других, помогать друг другу — именно в этом состоит Духовная Революция. Впервые упомянув Д. Р., агломерат входил в раж, у него появлялась пена на губах. Он принимался что-то объяснять, но уже совсем непонятно — только слышалось: «Духовное!.. Чистота!.. Братцы!.. Мы одной крови!.. Берите все!» На третью-четвертую попытку больной пытался раздать нуждающимся части своего тела — начиналась агония.
