Судя по своим свойствам, грачиная порода очень близка к человеческой. Что у них свой язык, и даже очень богатый и выразительный, в этом может убедиться каждый, кто повнимательнее будет наблюдать за ними. Насколько содержательны их разговоры — этого я, разумеется, не могу сказать, так как слишком мало понимаю их язык, но ведь и наши салонные разговоры блещут больше многословием, чем умом.
Я знаю одного мизантропа, который очень редко бывает в обществе. Как-то раз я разговорился с ним по этому поводу, и он возразил:
— Что мне там делать? Я знаю с десяток мужчин и женщин, с которыми приятно беседовать, потому что у них есть собственные мысли и имеется столько смелости, чтобы не бояться их высказывать. Встречаться с этими людьми — для меня большое удовольствие, и оно никогда не может надоесть мне. На что же поэтому мне еще другие люди? Что мне в том «обществе», которому вы все придаете такую цену? Ранее и я бывал в нем, но потом убедился, что у меня нет ничего общего с ним, и стал отставать от него.
Бывало, кто-нибудь из поверхностных знакомых вздумает пригласить меня к себе запросто вечерком. Наступает этот вечер. Я устал за день и чувствую желание лечь пораньше спать, чтобы на другой день со свежими силами приняться за работу. Но я обещал быть у того, кто меня пригласил, прибавив, что обязательно будет ждать меня. Не сдержать слова нельзя. Я нехотя одеваюсь понаряднее и отправляюсь на вечерок.
Пока там, в передней, я снимаю верхнее платье, появляется новый гость. Мы уже давно ведем с ним так называемое шапочное знакомство и никаких симпатий друг к другу не чувствуем. Но невежливо пройти мимо знакомого, ничего не сказав ему, и вот я, наверное с самым глупым лицом в мире, заявляю ему, что удивительно приятный вечер. Быть может, вечер вовсе не приятный, а скорее крайне неприятный, но мой шапочный знакомый находит нужным вежливо согласиться со мной, что вечер действительно очень приятный. Затем я спрашиваю его, будет ли он завтра у Аскотов, хотя мне это совсем неинтересно. Мой собеседник отвечаете, что, вероятно, будет, а может быть, и не будет, и, со своей стороны, предлагает мне вопрос, считаю ли я возможным, чтобы такая-то лошадь выиграла на следующих скачках. Эта тема тоже нисколько не интересует меня, но я показываю вид, что только о ней и думаю, и пускаюсь в пространные рассуждения о том, чего сам не понимаю, прекрасно зная в то же время, что моя некомпетентность в этом вопросе хорошо известна моему собеседнику и что он не может придавать моему мнению никакого значения.
