— Даяки говорят, что в лесу никого сильнее нет. Может быть, они и правы. Не знаю. Но я сама видела, как орангутанг сломал сук толщиной с вашу руку. Вот так…
Она выбросила сжатый кулак. Костлявые пальцы развернулись и потянулись к бутылке красного вина, но Адам опередил хозяйку. Он как раз подливал вина в бокал синьоры, когда на террасу выступила Мария.
Что она сказала, Адам не понял — слова простучали мелкой дробью, — но укоризненный тон распознал. Метнув в его сторону испепеляющий взгляд и забрав тарелки, Мария снова растворилась в темноте.
— Она права, — вздохнула синьора Доччи. — Уже поздно, а у меня позади долгий день.
Адам помог ей подняться.
— Спасибо. — Она оперлась на свою новую трость. — Странно, что вы спросили насчет черепов.
— Почему?
— Потому что я как раз сегодня ходила к ней… к Сабинетте. Она теперь в Зоологическом музее во Флоренции.
Адам предложил проводить ее наверх.
— Нет, посидите. Допейте вино. Может быть, если попросите ласково, Мария принесет вам кофе. Хотя я и сомневаюсь, — добавила она с улыбкой. — Доброй ночи, Адам.
— Доброй ночи.
Синьора Доччи пожала ему руку:
— Хорошо, что вы здесь.
Она медленно, неверным шагом прошла через террасу и, прежде чем войти в гостиную, обернулась:
— Я сказала, что отец уничтожил все материалы. Это он так думал. Но я успела спрятать альбом с фотографиями. Если заинтересуетесь, он в ящике под полками, в библиотеке. Ключ за томиком «Потерянного рая» вашего Мильтона.
Именно там Адам его и нашел двенадцать часов спустя, после утреннего кофе, выпитого в одиночку на террасе.
В ящике лежало несколько альбомов с фотографиями, но тот, о котором говорила синьора Доччи, выделялся потертым, а кое-где и потрескавшимся кожаным переплетом. Фотографии внутри тоже выдавали немалый возраст — мгновения времени, застывшие в полустертых, землистых тонах. Много было нечетких, со смазанными, словно спрятанными под призрачную вуаль лицами, что указывало на движение объектов в момент съемки. В особенности это касалось отца синьоры Доччи и выдавало природную порывистость и нетерпеливость, на что хозяйка намекнула накануне за ужином.
Сама же она — в сарафане, чепчике и ботинках на шнуровке, не по годам высокая — явно воспринимала все распоряжения фотографа всерьез и на каждом снимке представала замершей, словно марионетка, с висящими руками и пронзительным взглядом, направленным точно в объектив.
Фотографии располагались в хронологическом порядке, начиная с окончания морского путешествия. На одной из них, рядом с каким-то ящиком на ножках, горделиво позировал стройный, светловолосый молодой человек в темном костюме. Вероятно, это и был тот самый Уолтер Д. Пеплоу, шотландский метеоролог, упокоившийся затем на морском дне. Адам вдруг подумал, что где-то, наверное, есть семья, для которой эта фотография стала бы настоящим сокровищем — в отличие от Доччи.
