Когда Адам вечером спустился вниз, к ужину, ничто в поведении синьоры Фанелли не указывало на то, что ее посещают те же самые мысли. Она даже не потрудилась, как делала обычно, проводить его к столу. Лишь указала на террасу и отрывисто бросила: «Туда». И потом, подойдя наконец принять заказ, хозяйка обошлась без ставшего привычным добродушного пикирования, настояла, что он должен начать с cacciucco — спросить, что это такое, Адам не осмелился, — и решительно удалилась.
Загадочное cacciucco оказалось на деле паровыми мидиями под острым красным соусом. Блюдо было слишком хорошо, чтобы употреблять его иначе чем по прямому назначению, и требовало внимания и осторожности, несовместимых с присутствием на столе книги, а уж тем более трех. Как только тарелку с остатками кроваво-красного месива убрали, Адам торопливо открыл «Божественную комедию». Но многих слов в словаре не оказалось, и вскоре стало ясно, что, даже если он просидит над текстом все оставшиеся до возвращения домой дни, добраться до конца вряд ли удастся. И все же он не сдавался — возбуждение от недавнего открытия еще не улеглось.
Прямых доказательств не было, но все указывало на очевидную связь между садом и Дантовым Адом. Подобно Данте, Федерико Доччи создал собственный многоярусный Ад и, поместив во второй сверху круг Флору, известил мир о том, что она — прелюбодейка. Вопрос теперь заключался не в том, какое послание зашифровал Федерико Доччи, а почему. Зачем стараться, закладывать в честь жены сад, испытывая к ней понятные чувства? Все это представлялось полной бессмыслицей, если только Федерико не спрятал в других кругах что-то еще.
Ситуация требовала более детального изучения поэмы Данте, тщательного поиска других ассоциаций с садом, а следовательно, дальнейшей нелегкой работы. Чем он, собственно, и занимался, поглощая основное блюдо — жаренного на вертеле цыпленка — под покровом неслышно опускающейся на террасу теплой, безветренной ночи.
Данте и Вергилий только-только прошли Врата Ада, когда к столу подплыла синьора Фанелли — с бесплатным бренди.
— Ты слишком много работаешь.
— Вы уже лучше себя чувствуете?
Она лукаво улыбнулась:
— Извини, трудный вечер. Потом расскажу.
Обещание так и осталось обещанием. Когда Адам наконец поднялся и поплелся наверх, в баре еще оставалось с полдюжины припозднившихся клиентов и стойких завсегдатаев. Так что работы ей хватало.
Он проснулся от прорезавшей темноту полоски света. В дверном проеме маячил женский силуэт.
