Предлагаю встретиться в 5 часов в моем кабинете на факультете. (На случай, если забыли, это большое кирпичное здание в конце Трампингтон-стрит.)
С наилучшими пожеланиями,
профессор Леонард».
Адам бросил взгляд на часы — на то, чтобы пересечь город, у него оставалось пятнадцать минут. С душем придется подождать.
Профессор Леонард был своего рода институтом не только в рамках факультета, но и всего университета. Давно перешагнувший семидесятилетний рубеж, он резко отличался от своих коллег-сверстников, вылезавших из сумрачных учебных корпусов, как могло показаться, только в перерыве на ланч и лишь для того, чтобы протащиться в протертых чуть ли не до дыр мантиях от учебного корпуса до столовой по ухоженной бархатистой лужайке, топтать священный дерн, что было их привилегией. Немногие знали, что такое делали (или когда-либо сделали) эти старички, что оправдывало бы полученную ими синекуру — преподавательскую должность в колледже. Некоторым, казалось, вполне хватало одной написанной книги, любой, пусть даже ценность ее давным-давно упала, а значение сильно потускнело. Так или иначе, по тем или иным причинам они как бы уплатили по счетам, и взамен колледжи предлагали им тихую жизнь, не обремененную какой-либо ответственностью.
Профессор Леонард принадлежал к людям иного, более крутого замеса. Он читал лекции по трем предметам, предлагал услуги в качестве руководителя группы и активно участвовал в работе нескольких обществ, половину которых сам же и основал. И при этом еще находил время не только писать, но и публиковаться. На любых весах такая ноша потянула бы немало, и профессор Леонард нес ее легко, почти не напрягаясь.
Как ему это удавалось? Он никогда никуда не спешил и никогда никуда не опаздывал, но передвигался легким, пружинистым шагом, как откормленный кот, с видом несколько рассеянным, словно мысли его витали где-то в высоких сферах.
Когда на первый стук никто не ответил, Адам приоткрыл дверь, просунул голову и, увидев, что профессор дремлет в кресле с книгой на коленях, постучал еще раз, громче и настойчивее.
Старик открыл глаза, тряхнул головой и сосредоточил взгляд на Адаме:
— Извините, я, должно быть, задремал. — Он закрыл и отложил в сторону книгу. Как успел заметить Адам, профессор читал собственный труд, посвященный работам Мантеньи.
— Ни один суд в мире не признал бы вас виновным.
Вообще-то Леонард не настаивал на соблюдении формальностей и даже поощрял свободный стиль общения, но в какой-то момент Адам испугался, что переступил границу.
