— Что такое? — настороженно, возможно заподозрив еще один подвох, спросила Глория.
— Ничего, просто задумался, — соврал Адам. — Твой главный герой, от лица которого идет рассказ, он ведь мужчина. Да женщина и не стала бы играть в крикет за деревенскую команду.
— И что с того?
— Это ведь своего рода вызов — вести повествование от имени мужчины.
— Думаешь, не потяну?
— Я этого не сказал.
— Четыре брата. — Глория выставила три пальца. — И ты ведь не первый парень, с которым я встречаюсь.
Это было правдой, о чем она не забывала время от времени напоминать, вколачивая неприятные детали, как гвозди, по самую шляпку. Впрочем, сейчас Глории было не до этого — уж слишком разозлилась.
Она сердито выплеснула остатки вина на высокую траву и не совсем уверенно поднялась:
— Я ухожу.
— Не надо. — Адам поймал ее за руку. — Останься.
— Тебе же не нравится.
— Неправда.
— Я знаю, что ты думаешь.
— Ошибаешься. За то, что я думаю, меня могут отправить за решетку.
То была грубая игра, но он знал ее слабость, знал, как льстят ей такого рода откровения. Да и разве не для этого они сбежали с лекций на эту лужайку?
— Извини, — продолжал Адам, ухватившись, как за спасательный круг, за ее слабую улыбку. — Наверное, я просто завидую.
— Завидуешь?
— Знаю, что у меня бы так не получилось. Начало отличное. Честно. Меня сразу захватило. Подвыпивший викарий — классный штрих.
— Он тебе понравился?
— Очень.
Глория позволила усадить ее на одеяло, расстеленное в низине, подальше от любопытных взглядов, под защитой густого ивняка.
Его пальцы проложили путь по внутренней стороне белого бедра, ощущая теплую и упругую, как свежее тесто, плоть.
Она наклонилась и поцеловала его, раздвинув язычком губы.
Он почувствовал запах дешевого белого вина и ощутил возбуждение. Рука переместилась к грудям, пальцы захватили и легонько, как ей нравилось, сжали сосок.
Ласки в обмен на лесть. Неужели все на самом деле так просто?
Он не дал мыслям воли, чувствуя себя виноватым из-за того, что отвлекается от дела.
Впрочем, волнения оказались напрасными.
— Знаешь… — Глория отпрянула и перевела дух. — Я все-таки оставлю Хэмпшир. И к черту Битву за Англию.
В замочной скважине, когда Адам вернулся в колледж, его ждала записка. Гадать не пришлось — руку он узнал с первого взгляда. Тот же самый, едва разборчивый почерк каждую неделю украшал его эссе.
«Дорогой мистер Стрикленд!
Простите, что нарушаю Ваш напряженный деловой график, но мне бы хотелось обсудить вопрос, имеющий отношение к Вашей курсовой.
