– Ты, разумеется, шутишь, светлейший, – наклонил козлиную бороду Дормидонт, официально – первый советник правителя города и области, а неофициально – шпион Святейшего Престола и лично его преосвященства епископа. – Если язычникам кто и помогает, то только предатели из местных, коим ведомы удобные тропы и тайные колодцы…
– Разумеется, я шучу, – согласился архонт, переводя тяжелый взгляд на советника. – Когда в городе не наберется и трех тысяч бойцов, а снаружи стоит стотысячное войско – что нам еще остается?
– То есть как это что? – горячо возразил Дормидонт. – Как и всегда, вера и молитва! Пока мы будем тверды в вере, ни единый враг не сможет нас одолеть, ибо сказано…
В этот момент очередной валун с грохотом врезался в соседний зубец, осыпав стоявших на стене каменной крошкой. Один из осколков покрупнее, величиной с кулак, пролетел мимо щеки Дормидонта.
– Не изволишь ли спуститься, светлейший? – жалобно осведомился советник. – Сам видишь, здесь становится опасно. Должно быть, они приметили тебя и стреляют сюда специально…
– А как же твоя вера, достопочтенный? – усмехнулся архонт. – Не ты ли только что говорил, что она защищает нас надежней любых каменных стен?
– Ибо сказано – Господа Бога своего не искушай, – вывернулся Дормидонт, невольно пятясь в сень еще целого зубца.
– Ладно, можешь идти, – махнул рукой правитель. – Если считаешь, что в этом городе еще остались безопасные места. А я продолжу обход стен.
Советник попытался было для порядка возразить, но в конце концов с видимым облегчением поспешил назад к башне, внутри которой вели вниз витки винтовой лестницы. Архонт, как и намеревался, зашагал по стене дальше. Верный Тимон, немой телохранитель, неотступной тенью двигался следом.
Солдаты стояли по всему периметру стен, прислоняясь к зубцам или тяжело опираясь на копья и алебарды. По раскрасневшимся от солнца лицам струился пот; он же противно тек и под блестящими доспехами, пропитывая нижние рубахи. Кое-кто даже снял раскалившийся шлем, покрыв голову простым платком. Во взглядах большинства, устремленных в сторону врага, не читалось уже ни ненависти, ни страха – только тупое равнодушие.
И все же при виде правителя они приободрялись, вытягивались, бряцая железом; один из снявших шлем торопливо и конфузливо напялил его прямо поверх платка. Архонт, тоже нацепивший маску преувеличенной бодрости, на ходу бросал им утешительные фразы. Ругать он не стал никого – сейчас от этого было бы мало проку. Даже если кто-то стоял на посту в полудреме – ничего, пусть немного отдохнет. Когда варвары пойдут на штурм – разбудят.
