Отец радовался победам русских из своего далека — на большее прав у него не осталось.
Я радовался вместе с ним. Как хорошо знать, что где-то, пусть далеко отсюда, добро восторжествовало. Все же это ближе к жизни, чем красивые мамины сказки!
А здесь, в Америке, добру грозит опасность. Кто защитит его? В стране, где славят успех, мой отец в успех не верил.
— Ах, Маня, знаешь, каким ужасным бывает этот успех? Помнишь моего любимого двоюродного брата Абрама? В России он был мне как родной, помнишь? А теперь и глаз не кажет. Почему? Боится, и все тут. Боится, что ему придется пожертвовать капелькой своего американского успеха. Абрам, Абрам… помнишь, как он пел с нами «Варшавянку»? Успех — это чудище пострашнее Николая. Оно захватило в плен нашего Абрама, убило его душу!
Отец оплакивал Абрама, оплакивал старую дружбу.
— Какой прок в паровом отоплении и жирной курятине, если голодает душа?
— А за душу надо бороться, — возражала мама. — Голодное брюхо не такая уж добродетель, иначе людям пришлось бы вечно голодать, чтобы оставаться добрыми!
Отец отмалчивался. Страшная пустота терзала его сильнее, чем чахотка. Он завидовал матери, восхищался ею и в то же время сердился на нее. Почему она не чувствует себя несчастной, как он? Он никак не мог простить ей этого.
До процесса Сакко и Ванцетти мне не приходилось решать, на чьей я стороне. Но мамино негодование заразило и меня. А потом я узнал, что и в Америке есть люди, разделяющие ее чувства. Мальчик из моего класса однажды выкрикнул на уроке:
— Все это подстроено!
Учительница возмутилась, но возмутило ее не готовящееся убийство двух невинно осужденных, а школьник, усомнившийся в «справедливости старших». Она глядела на него с такой яростью, что я в страхе подумал: «Папа прав».
Но тут вскочил Галахер, коренастый, курносый, решительный.
— Они невиновны! — убежденно заявил он. Мисс Копке попыталась его припугнуть, но мой ирландский однокашник стоял на своем. — Они невиновны, это убийство! — твердил он, к ужасу всего класса.
На перемене мы все окружили Галахера. Для большинства это была всего лишь детективная история с убийством. Но некоторых услышанное задело. То, чему учат в школе, оказалось ложью! Галахер знал все подробности этой истории. Мы слушали, потрясенные. Убийство в Америке, и совершают его не преступники, а самые непогрешимые из всех — судьи!
— В пятницу на Юнион-сквер состоится демонстрация, — объявил Галахер.
— А что такое демонстрация? — поинтересовался я. Галахер снисходительно поглядел на меня. Я смутился и в то же время разозлился. Имею я право не знать, в самом-то деле?!
