Вполне возможно, что решение проблем, порожденных десятилетиями, в свою очередь требует десятилетий. Не хотелось бы так думать, однако это так, и несмотря на любые демократические реформы, Россия к 1995 году будет представлять собой затяжной вегетирующий кризис, в защиту которого можно привести только довод его органичности. То, что происходит в СССР сегодня, как это ни парадоксально, завораживает ощущением экзистенциальной правды, ибо никто не знает, как жить. Любая политическая система, включая демократическую, есть бегство от этой правды; и к чести нынешнего руководства СССР можно сказать, что оно не пытается — или просто не в состоянии — упростить для себя и для своих подданных представшей перед ними во всей своей сложности экзистенциальной картины.
Во всяком случае, роль России в международных отношениях, и в частности в жизни европейских стран, к 1995 году будет пропорционально соответствовать ее роли в 1905-м. Кто бы ни пришел в СССР к власти в обозримом будущем, он унаследует скорее проблемы, чем методы их решения; и тот факт, что население недолюбливает нынешнего государя, говорит только в пользу последнего. Нелюбовь эта, по существу, нелюбовь больного к врачу, и свидетельствует о нравственном по крайней мере выздоровлении страны. Любовью без малого трехсотмиллионного народа может пользоваться только демагог.
8
Затянувшийся кризис, судя по всему, обещает стать нормой политического и экономического существования в предстоящем десятилетии повсеместно. Время ясных и радикальных — включая военные — решений внутринациональных и международных проблем, время единогласия и единодушия по какому бы то ни было политическому или экономическому вопросу — это время миновало. С современным приростом населения даже демократическая процедура меняет свой характер: объем масс, вовлеченных в политический процесс, меняет саму концепцию меньшинства, исчисляемого десятками — а в случае демократизации сотнями — миллионов. По этой причине ни одна революция — даже в относительно небольшой стране — не будет решающей. Что более существенно, ни одна идеология не будет доминирующей. Более того, революции — если они и будут происходить — будут происходить не в соответствии с тем или иным философским учением, ибо ни одно философское учение не будет обладать абсолютным авторитетом, но скорее стихийно и истерически, и захватившие власть не будут в состоянии подолгу ее удерживать, несмотря на новейшие средства контроля над населением. То, что будет называться революцией или революционными переменами, будет, по существу, всего лишь стадиями вышеупомянутого затяжного кризиса.
