Тот, нехорошо улыбнувшись, передёрнул затвор автомата. Альберт Бота испуганно пискнул и припустил по коридору, навстречу свободе. Его семейка кинулась следом. Офицеры издевательски засмеялись, мальчишка-лейтенант громко засвистел. Герда швырнула на пол ненужную сумку и тоже пошла к выходу.
— Удачи, — громко сказал сопровождающий. Девушка оглянулась. Он смотрел на неё грустно и очень устало. — Удачи. Постарайся выжить.
— Спасибо. И вы тоже выживите, пожалуйста, — просто сказала она и шагнула на улицу. Под ступнями захрустели битые стёкла и кирпичная крошка. Было очень больно, но она понимала, что сейчас надо как можно быстрее уйти от входа в бункер, до того как обстрел начнётся вновь. Вскарабкавшись на груду ломанного кирпича, Герда невольно остановилась. Перед ней лежал город, некогда самый красивый на континенте. Теперь, в слабых лучах восходящего солнца на неё смотрели безжизненные, уродливые руины бывших дворцов. Опустив голову и стараясь не глядеть по сторонам, девушка принялась торопливо спускаться вниз. Науку смерти она уже изучила. Теперь стоит изучить науку выживания.
Глава 6
Мозаика. Первые шаги на свободе
(Мир Лиарис, город Вулфгартен, столица Второй Империи, 234-й словенский полевой госпиталь).
— А ещё, у меня была кошка, Госпожа Руденгарден, или просто Рудька. Лучшая мышатница в округе. Ни одной не пропускала, каждое утро на крыльце выкладывала рядком, словно по линеечке. Знаешь, как нам завидовали соседи! Ужас! Господин кюре за неё кучу денег предлагал, но матушка сказала, что не торгует своими детьми. А у тебя есть кошка?
Мирабелла Ротт, невероятно болтливая, четырнадцатилетняя девчонка, чья остриженная под ноль голова удобно устроилась на соседней подушке, вопросительно посмотрела на Герду. Та страдальчески вздохнула и, не ответив, прикрыла глаза. Палата полевого госпиталя, отведённая для гражданских лиц, была переполнена. Пациенты лежали по два человека на койке, и только тяжелораненые могли наслаждаться комфортом одиночества. В воздухе стоял гул. Громко плакали дети, визгливо переругивались между собой две полные пожилые тётки, стонали раненные. На соседней койке, непрерывно рыдала девушка, бессильно уронившая на одеяло короткие обрубки ампутированных рук. Остро пахло формалином.
Мирабеллу, положили рядом с Гердой пару дней назад. За это время неутомимая болтунья успела несколько раз изложить своей молчаливой соседке, собственную биографию, а также биографию своей, погибшей под бомбёжкой семьи, некогда жившей на ферме в самом центре Ригской долины. Сначала, девушку страшно раздражала её болтовня, но потом она привыкла.
