— Ты тоже, очень скоро распрощаешься со своей золотой шапкой, Лысый — недовольно буркнул отец, закрываясь последней пешкой.
— Ну, это мы ещё посмотрим, кто кого распнёт… Ты всегда так мило сердишься, когда проигрываешь, просто сердце радуется…
— Можно подумать, ты любишь проигрывать… Кстати, я слышал, что корпус Бока идёт на помощь столице со стороны Волчьего леса. Это правда?
— Пустые слухи. Глупые людишки склонны верить в хорошее, даже на пороге газовой камеры. Корпус Бока, уничтожили ещё вчера. Да между нами говоря, не корпус это и был. Дай бог бригада, собранная из всякой тыловой сволочи, одна винтовка на троих… Жалкое зрелище.
— Понятно… А если так… — отец двинул королеву. — Тебе шах.
— Правда? Как интересно… — Гений, улыбаясь, тронул коня и взял туру. — Боюсь, что настал твой конец.
— Ничего, я ещё потрепыхаюсь. — Отец задумчиво пощипал щетинистый подбородок и взял королевой пешку. — Размен конечно не в мою пользу… Кстати, скажи хоть сейчас, зачем тебе было устраивать спектакль с покушением? Неужели, только для того, чтобы развлечься?
Гений фыркнул и провёл ладонью по зеркально-лысому черепу. — Не без этого, конечно, но на самом деле, если б ты только знал, как мне надоели надутые умники из Генштаба. Спесивые мерины, голубая кровь. Всё время смотрели свысока, словно высшие существа. Вот и доигрались. Ты меня осуждаешь?
— Нет, конечно, когда это я тебя осуждал? Давно нужно было разогнать всю шайку умников. Вреда от них было больше чем пользы. Да и с мальчишкой нам повезло, кто бы мог подумать…
— Говорят, твоя старшая имела с ним шуры-муры?
— Ещё бы. А какие письма она ему писала… Я, когда читал, то плакал. Очень трогательно.
Герда зажала рот ладонью, чтобы не закричать. Ненависть к человеку, которого она ещё пару лет назад, считала лучшим в мире, стала почти физически ощутима.
Гений улыбнулся, кивнул и передвинул туру. — Да-да, конечно понимаю, первая любовь, и всё такое…
— Маленькая сучка. Видел бы ты её лицо, в тот день, когда она нашла в списке умерших его фамилию.
— Так она думает, что он мёртв? Ты всегда был жестоким человеком, Кристиан. Неужели, тебе не жаль собственную дочь?
— Есть у меня большие сомнения в том, что она действительно моя. Её мамаша в молодости была той ещё вертихвосткой… Вот кого мне действительно жаль, так это сына. Бедный мальчик.
— Понимаю. Но такова жизнь. Было бы гораздо хуже, если бы он достался ИМ. Кстати, ты довёл дело до конца?
— Разумеется. Оттуда некуда бежать. Если она останется в чулане, то задохнется, а если попробует выйти наружу, то её встретят мои люди. Я сказал ребятам, что они могут сделать с ней всё что угодно, прежде чем пристрелить.
