Она шустро заковыляла к колодцу, где уже начали собираться деревенские кумушки. Хотела бы я не знать, какая новость сейчас будет обсуждаться на все лады — да куда там! Пока Канга со свежей сплетней на кончике языка не добралась до жадных ушей наших баб, надо было убираться с глаз долой. И я двинулась в сторону леса, но грибы меня как-то вовсе не занимали.
--
Мужики возвратились из Лашены без Отокара и не могли припомнить, кто ж это такой.
Конечно, я испугалась, но гораздо меньше, чем тогда, в пансионе. Один раз я уже вернула его — правда, мне потребовалось на это полгода, — значит, смогу и сейчас. Будем надеяться, что теперь я управлюсь быстрее…
Это заняло больше двух месяцев. Отокар не шел у меня из головы, он ныл у меня внутри, его имя слетало с моих губ по поводу и без — я постоянно теребила связывающую нас ниточку, как трогают лихорадку на губе. Но нужно было, вероятно, совпадение силы эмоций на обоих концах линии, а пока не совпадало. Мне казалось, что он, где бы он ни был, тоже должен все время беспокоиться, нервничать и тосковать, как я здесь — но, видно, этого было мало.
Время шло, и к душевной смуте добавилась смута телесная. И вовсе не утреннюю тошноту я имею в виду — она тоже допекала, но не так сильно, как ночные мои мучения. Мое тело томилось по Отокару едва ли не больше, чем душа. Я металась по постели, никак не могла найти удобного положения, потому что для обретения покоя нужны были его объятия, его руки, губы, жаркая тяжесть его тела — а его все не было и не было. Я просыпалась разбитая и усталая, поднималась с постели — и тут еще, чтобы жизнь медом не казалась, дитенок напоминал о себе позывами к рвоте.
Словом, маялась я. Дополнительная нервотрепка была — участливые соседки. Вся деревня, разумеется, знала о моем положении и с удовольствием обсасывала его со всех сторон; но кроме того, односельчане дружно забыли о существовании Отокара, что добавляло пикантности разговорам. Как же ты, молоденькая, безмужняя, бестолковая баргетка с руками, не к тому месту приставленными, будешь малого поднимать? Мой язык устал уже напоминать им о моем чудесном муже, ловком охотнике, красивом мужчине, который просто ушел далеко в лес и скоро вернется с большой добычей. Они кивали: да, конечно, совсем из головы вон, — иногда мне мерещилось, что и правда какое-то смутное воспоминание мелькает у них, но оно тут же исчезало, едва я замолкала.
Наконец однажды ночью, мечась в жарком и бесстыдном сне, зовя Отокара в голос, почти уже рыдая — я вдруг ощутила его рядом. Знакомые руки стиснули мои плечи, знакомое тело придавило меня к постели, знакомые губы накрыли мой стонущий рот и зашептали:
