Так поведал монах, но я не прислушалась и к этому знамению.
Однако даже в моём суетном сердце зародилась мысль о том, что сказал мне некогда один человек: «Молись богине Аматэрасу!» Я тогда не представляла себе, где обитает эта богиня, да и не будда ли это? Но мало-помалу я стала различать что к чему и спрашивать других. Мне сказали так:
— Это богиня-ками, а не будда. Обитает она в Исэ[72]. В стране Ки это то божество, которому служит управитель края[73]. Ну, а в императорском дворце этой богине молятся как прародительнице.
О том, чтобы добраться до края Исэ, и думать было нечего. Да и во дворце — как смогу я ей помолиться? И я, в беспечности своей, подумала, что достаточно будет возносить молитвы небесному светилу.
* * *
Одна наша родственница постриглась в монахини и ушла в обитель Сюгакуин[74]. Зимой я написала ей:
Не в силах справиться с собой,
Роняю слезы,
Представлю только:
Горная обитель
Зимой во власти бурь.
Ответ был:
Сквозь заросли пробившись,
Однажды ты меня уж навестила,
Так загляни же в сердце:
Летний сумрак леса,
Когда все ветви густо заплелись».[75] * * *
Отец мой, служивший в Адзума, преодолел все невзгоды и наконец-то вернулся в столицу. Уйдя на покой, он поселился в Восточных горах, и мы все к нему приехали — это была очень радостная встреча, и всю лунную ночь мы беседовали.
Что сбудется сегодняшняя ночь,
Что в нашем мире может так случиться,
Мечтать не смела
Той порой осенней,
Когда расстались мы с тобою.
Когда я произнесла эти стихи, отец расплакался и ответил:
Отчего все надежды мои
Не сбываются вовсе?
Так я сетовал горько на жизнь,
Теперь же я счастлив
И судьбою доволен.
Если вспомнить, как я горевала, когда отец дал мне понять, что мы расстаёмся с ним навек, то теперешняя моя радость, что я дождалась, и он вернулся невредим, была безгранична. Но отец сказал: «Я не раз замечал за другими — человек уж стар, одряхлел, а всё продолжает служить, и это выглядит очень неприятно. Мне следует отныне затвориться у себя дома и уйти от мирских дел». От этих слов, оттого, что отец решил, что для него ничего уже не осталось в этой жизни, я не могла не испугаться и чувствовала себя подавленно
***
Там, где мы теперь жили, с востока были широкие равнины, окаймленные горами: из-за вершины горы Хиэй выглядывала гора Инари и другие горы, — видно было очень далеко. С юга до наших ушей доносился грозный шум ветров в сосновом лесу на холмах Нараби[76], а возле самого дома, у подножия холма, слышались звуки трещоток, говорят, что они отпугивают птиц с поля, — я чувствовала себя словно в деревне, — и это было презабавно.
