Для следователя прокуратуры Ивана Александровича Мукаева это был очень тяжелый день. Обедать он так и не пошел: к нему на допрос привели подследственного. Руслан Свистунов пристроился в углу, отодвинув туда старое черное кресло, внимательно слушал и следил за всем, что в кабинете происходило. Большей частью молчал, изредка подсказывал другу, но не впрямую, а намеками, чтобы авторитет следователя в глазах подследственного ни в коем случае не подорвать.
Подозреваемый в десяти зверских убийствах, невысокий, хилый мужичонка лет сорока, на маньяка никак не тянул. Хотя был мужичонка весь какой-то нервный, суетливый, но словно бы уже мертвый и мучающийся остатком своей жизни, словно не зная, куда бы его деть. У подследственного был невысокий лоб с залысинами, там, где волосы выпали, на черепе виднелись два странных шишковидных нароста, вроде как жировика, по одному с каждой стороны. Глазки же были маленькие, бегающие, нос, напротив, большой. В целом мужичонка производил весьма отталкивающее впечатление. Так и хотелось определить этого типа в маньяки и разом со всем покончить. Но…
Мужичонка чуть не кинулся к следователю Мукаеву на шею, как к родному:
— Иван Александрович! Ну, где ж вы были? Я тут жду, жду…
— Чего? — не понял он.
— Так суда ж.
— Зачем вам суд? — снова не понял он.
— Так убил же.
Он сразу же заподозрил мужичонку в ненормальности. Свистунов из своего угла намекнул:
— Давайте по порядку. Как положено для протокола: имя, фамилию. Ну, да ты, Игнат, все уже знаешь.
— Акакже! — Мужичонка по-хозяйски расположился на стуле, с готовностью посмотрел на следователя Мукаева.
Он понял, взял бланк протокола, зачитал:
— Фамилия, имя, отчество, год рождения, где проживаете, по какому адресу?
— Хайкин Игнат Платонович, ржакские мы.
— Какие-какие? — машинально переспросил он, потому что понял одну важную вещь: сейчас ему придется писать.
Странно, но делать этого давно не приходилось. Он неуверенно царапнул ручкой на каком-то листе бумаги, попробовал. Рука была как деревянная. Совсем чужая. Попробовал было написать фамилию подследственного в протоколе, буквы получились неровные, кривые. Друг к другу никак не цеплялись, плясали вразнобой. Он был просто уверен, что это мало похоже на его прежний почерк.
— Странно, — сказал вслух, улыбнулся, глянул на Свистунова. — Что-то плохо получается.
Тот поднялся с кресла, подошел, глянул через плечо:
— Да-а… Проблема… — и покосился на Хайкина. — Погоди, секретаршу позову.
