— 3… зачем? — запнувшись, спросила Ритка, растерянно глядя то на щенка, то на Рыжего, и не совсем понимая, о чем он говорит.
— Хочешь посмотреть? — предложил щупленький черноволосый Винт, переглядываясь с Рыжим. Рыжий усмехнулся и подтянул веревку повыше. Щенок захрипел.
— Отпусти, — попросила Ритка. Не думая о том, что она делает, и о том, что не следует этого делать — просто с ужасом глядя на щенка, который беспомощно молотил в воздухе передними лапами. Забытый портфель плюхнулся на землю, а Ритка шагнула вперед, протягивая руку к щенку и умоляюще глядя на Рыжего:
— Отпусти его…
Теперь Рыжий отступил от нее на несколько шагов.
— Не отстанешь от нас — я тебе его отдам, — пообещал он, подхватывая щенка подмышку и кивая своим спутникам: — За мной, парни…
* * *
Она смотрела в глаза Рыжего — меньше всего ей хотелось бы в них смотреть. В бледно-серые, почти бесцветные, самодовольные прищуренные глаза под белесыми бровями. И понимала, что он с самого начала, конечно, не собирался отдавать ей щенка. Просто хотел увидеть, как она будет бежать за ними — прыгать через канавы, спотыкаться и падать, и глотать пыль, а потом — разревется. От усталости, отчаяния и беспомощности. И от страха — когда они повесят щенка…
Все это в глазах Рыжего видела Ритка, с трудом сдерживая так ожидаемые ими всеми слезы. Хотелось расплакаться. Так, как хотелось расплакаться, удерживая в руках мамину с каждым днем все более прозрачную ладонь. И зная, что не удержать. Потому что Ритка ничего не могла изменить.
И даже сейчас, с этим славным пушистым щенком — тоже ничего не могла сделать. Только расплакаться и убежать. Какая разница. Все равно она ничего не сможет — маленькая беспомощная девочка с разбитой коленкой против трех тигров на цирковой арене.
Ей не хотелось смотреть, но она смотрела — сквозь слезы, страх и отчаяние. В бесцветные глаза, где отражалось ожидание ее слез и страха и ни в чем не виноватый пушистый щенок, дергающийся на веревке, перетянувшей шею… И что-то еще было в этих глазах… Что-то…
Ритка вглядывалась глубже и глубже — как будто погружаясь в бледно-серые провалы между прищуренными веками. Будто ныряя, задержав дыхание, в скверно пахнущую глубину стоялой мертвой воды в надежде разглядеть, ухватить, вытащить на воздух мимолетно мелькнувшее тельце кого-то тонущего…
— …А вот и виселица, да? Эй, Рыжий… — услышала она глухое — как сквозь толщу воды. Кажется голос того, черноволосого… немного встревоженный голос.
